Я не писака, а переписака, но у меня крадут хайку однако.
Хороним время в прошлом... И вживую.
Оно нас умерщвляет. Подчистую.
Поскольку еду в вакуум, я всех и вся оплакаю.
А после и опла́чу, ведь я совсем не мачо.
Вот умирание. Степенно и помалу дряхлеет лоб и в веках сны веков.
Ещё живёт какое-то подобье. Того, кто в прошлом веке шурудил. Но поменяли надпись на надгробье, поскольку новенький залёг как крокодил.
Грунтовая дорога в Солхат из Коктебля: по ней идут два бога. Но совершенно зря.
Душонка формируется лишь эхом.
Поешь настурций — снова станешь эльфом.
Мрём. Мухи-цокотухи, старики, старухи.
"Колхозницу Катю в ночь к морю увёл.
Весь день был я квёл, затуманен и зол.
...О где же она, этот дивный проект?
Давно уж, поди, аварийный объект."
Весной мы под ручку и держим за руку.
Летом, в жару, прилипаем друг к другу.
Осенью — рядом, блаженно сидим.
Зимой — половицы трещат. Никого.
Вымучиваю книги, ведь скоро НИКОГДА.
Хоть делаю напрыги, итог
— белиберда.
"Как сладко мне найти в моём лице, чьим тыщелетним скульптором была боязнь,
отсутствующее в нордическом отце и фреской древнею сквозь оскорблений казнь —
черты гневливого Леванта."
Усилия мозга натужны уже.
Я просто зверёк. Иногда в мандраже.
Что спорить, пыль гонять? Пиджак на голой шее.
И воротник не может быть грязнее.
Исчезла летняя теплынь,
туда-сюда не трали-вали...
Закрыли книжный магазинъ,
где наши книги продавали.