по мотивам одноименной Крымской легенды
Фигур диковинных ряды,
Как сонм причудливых видений,
Таит Долина привидений.
Здесь, коль присмотришься, видны
Колонны, арки, пирамиды,
Тела людей, зверей оскал…
И сказочных времен флюиды
Витают здесь средь дивных скал,
И слышен глас былых веков.
А на горе, средь облаков,
Как будто женский странный лик
Когда-то из камней возник
И с вышины глядит на нас…
О нем и будет наш рассказ.
Глава 1
Уж те забыты времена,
Когда в краю благословенном,
В труде привычно-неизменном
Здесь в мире жили племена.
Довольствуясь своим трудом,
Они ни с кем не враждовали,
И благодарно принимали
Дары земли. Сады кругом,
Плоды скрывая до поры,
В долине дружно зеленели,
И винограда кисти зрели
На склонах Фунны. Той горы
Вершину часто укрывали,
Вуалью зыбкой облака.
Они, клубясь, дрожа слегка,
Как дым струились. Называли
Ее Дымящейся горой.
И, взор невольно привлекая,
И от себя не отпуская,
Гора меняла цвет порой,
Всегда изменчиво - прекрасна:
В восходе солнца, в зной дневной,
Когда багряно - золотой
Закат пылает – ежечасно.
Привольно люди жили тут,
Общиной гордой и свободной,
Лишь волей движимы народной,
Не знающей господских пут.
Старейшин выборных совет
Решал вопросы справедливо.
И жизнь текла не суетливо
Чредой спокойных, сытых лет.
Казалось, будет так всегда.
Такая воля провиденья!
Но вот в предгорные селенья
Пришла нежданная беда…
* * *
Был вечер. Серый дым привычно
Ковром стелился над горой.
Уже темнело. Как обычно
Селяне шли с работ домой,
Блаженный отдых предвкушая.
Удачный, благодатный год!
Не легок труд – сбор урожая,
Но все ж был радостен народ.
Плоды на диво уродились,
И сочен спелый виноград.
Сегодня славно потрудились.
Был каждый урожаю рад.
Пусть тело от трудов устало,
Но дух был бодрым, как всегда.
Не знал никто: уж подступала
К порогу грозная беда.
Вдали вдруг всадник показался.
А вслед за ним – толпа теней.
И тотчас гул копыт раздался
От сотен скачущих коней.
Зловещий дикий визг разнесся.
Все ближе. Ближе. А потом,
Как будто ветер злой пронесся,
Врываясь в каждый мирный дом.
И люди, смерть свою встречали,
Трусливы ль были, иль смелы,
Лишь в миг последний замечали
Полет несущей смерть стрелы.
Все было кончено в мгновенье,
Лишь стоны, крики, плач кругом.
Врагом захвачено селенье,
Жестоким, яростным врагом.
Глава 2
В шатре пирует грозный хан,
Победой легкой опьяненный,
Вздымая кубок золоченный,
Из дальних привезенный стран.
Вокруг соратники, родня.
Слова хвалы звучат без меры,
Снаружи – верные нукеры
Стоят, покой вождя храня.
Все оживленней, громче пир,
Былые вспомнились победы,
Отцы так жили их и деды.
Не их стезя – спокойный мир.
Еще недавно их орда
В степях днепровских кочевала,
Но там им стало места мало,
И хан повел орду сюда.
А вскоре топот их коней
Степная слышала Таврида,
И от зловещего их вида
Дрожали все в краю степей.
И вновь продолжился поход.
Их неуклонно продвиженье,
А с ними – смерть, опустошенье.
Так в войнах шел за годом год.
– Иссяк оружия запас.
Хорошей стали невозможно
Уже найти. Ну как же можно
Так воевать? - раздался глас.
Как маслом брызнули в огонь.
Все зашумели, точно дети.
Для них милей всего на свете
Был крепкий меч и быстрый конь.
- Эй, там, послать за кузнецом! –
Воскликнул хан, приняв решенье,
И вскоре тот без промедленья
В шатер вошел вслед за гонцом.
Он был огромен, как медведь,
Заполнил весь шатер собою,
Косматый, с черной бородою,
И кожей, темной, словно медь.
И приказал хан на заре
Начать, не медля, кузни строить
И горн невиданный устроить
Здесь на дымящейся горе.
Был молча выслушан приказ,
Без лишних слов и без сомненья,
Лишь ярче стал от одобренья
Звериный блеск жестоких глаз.
* * *
И вот по ханскому веленью
Мужчин, что были посильней,
К горе согнали из селений.
Работа длилась много дней.
Немного тех, кто возвратился
Потом к родному очагу,
Из тех, кто как в аду, трудился,
Не в силах помешать врагу.
Воздвигли кузни. Горн огромный
Пылал чудовищным огнем,
Лишь воле кузнеца покорный
Он был в неистовстве своем.
Кузнец же, демону подобный,
Мечи ковать в той кузне стал,
И, к черной магии способный,
Слова заклятья бормотал.
И крепче не было той стали,
Что здесь ковалась, среди скал.
Мечей таких еще не знали,
Что рубят с легкостью металл.
Доволен хан. Ценнее дара
Нельзя преподнести войне.
И снова с яростью пожара
Орда несется по стране…
Глава 3
Пылает, жаром пышет горн.
С горы несется лязг и грохот.
Порой же чей-то дикий хохот
Звучит. И, злобный, страшен он.
Тяжелый, черный, едкий дым
Клубится, небо застилает.
Оно уж даже забывает,
Что было прежде голубым.
Горячий, гиблый суховей
Своим дыханьем землю сушит,
Неумолимо всходы душит,
Печаль неся в сердца людей.
Уж не дают плодов сады,
И жадно голод тянет руки,
А впереди лишь боль и муки.
Им нет конца, коль нет воды.
Вблизи исчезли родники,
Ручьи пропали, сохнут речки.
И тают люди, словно свечки,
И сердце ноет от тоски.
Мужчин из местных сел гурьбой,
Наверх, как прежде, в кузни гонят
И в мыслях их уже хоронят,
Ведь мало кто придет домой.
Познали голод, нищету
Когда-то людные селенья.
Как им добиться избавленья?
Так жить уже невмоготу.
Как дальше им близ Фунны жить,
Как быть? – старейшины судили.
И, наконец, постановили
Врагов о милости молить.
* * *
Завершены посольства сборы
Из уважаемых людей,
Чтоб с кузнецом переговоры
Вести, хоть это и злодей.
Наверх пошли. В сердцах тревога:
Как кузнеца им упросить,
Чтоб он смягчился, хоть немного,
И горн велел бы погасить?
Ушли. Селяне ожидали
Со страхом: как их старцы там?
На их лишь мудрость уповали,
Да уваженье к сединам.
Текли часы. День на исходе.
Сгущались тени средь равнин.
Но вот и их посольство вроде
Спускается… Нет… Лишь один…
Едва бредет… Где остальные?
Вернулся лишь всего один…
Глаза от ужаса шальные,
В руках – дымящийся кувшин.
Минуту эту каждый помнил
Потом до окончанья дней,
Когда пришедший тихо молвил:
- Здесь пепел посланных людей...
Он не кузнец – исчадье ада!
Таких еще не видел свет.
Людская боль - ему отрада,
Смягчить его – надежды нет…
Затихли звуки скорбной речи.
Зловеще давит тишина.
Под грузом горя сникли плечи,
А в головах лишь мысль одна:
- Не одолеть нам нрав сей дикий,
Нет сил, чтоб превозмочь беду…
И вдруг в тиши раздался тихий
Девичий голос: «Я пойду»!
Глава 4
Прекрасна юная Мария
Как распустившийся цветок.
Как летний теплый ветерок
Она легка. Ее стихия -
Деревьев зелень, солнца свет,
Величье неба голубого,
Журчанье ручейка живого,
Все то, чего уж больше нет.
Все в прошлом, все, что с детства мило.
В дыму все небо. Редкий луч
Прорвется сквозь завесу туч,
Посланцем пленного Светила.
И бед свалившихся не счесть.
Неужто ж мало горя было?
Мария статуей застыла
Услышав горестную весть,
Как все, от ужаса немея:
С посольством был ее отец,
Он жизни там нашел конец
От рук жестокого злодея.
Но вскоре, осознав беду,
Мария, родичам желая
Облегчить участь, как, не зная,
Сказала: «Я наверх пойду».
Подумала, смягчить сумеет
Она пришельца, и злодей,
Звериной ярости своей
При ней дать воли не посмеет.
Осталось же хотя б чуть-чуть
В нем к людям чувство состраданья…
Что ж, впереди – ночь ожиданья,
А утром – в неизвестность путь.
* * *
Всю ночь отца черты родные
Пред взором плыли… Не уснуть!
И мысли, словно осы злые,
Не дали даже глаз сомкнуть
Едва лишь небо посветлело,
Была Мария на ногах,
В опасный путь пустившись смело.
И страха не было в глазах.
Прощанья не смущали духа -
Нет никого. Чуть брезжил свет.
Одна соседка лишь, старуха
Ей с жалостью смотрела вслед.
К вершине - долгая дорога,
Но легок путь для юных ног.
Пред кузней стражи было много,
Но кто б поймать Марию смог?
Тропинкой узкой, чуть приметной
Мария тайно пробралась
Сквозь стражу тенью незаметной
И до вершины добралась.
Но вот - источник зла. Возникла
Громада кузни перед ней.
Мария внутрь ее проникла,
Бесстрашна в правоте своей.
Там пламя в горне клокотало,
Ревело, словно ураган,
И раскаленного металла
Стоял удушливый дурман.
Мехами пламя раздували
У горна несколько мужчин,
Другие же мечи ковали
У наковален. А один,
Что зверю видом был подобный,
Распоряженья отдавал.
Чернобородый и огромный
Он над металлом колдовал.
Она невольно содрогнулась -
Был страшен вид у кузнеца.
Но, замерев на миг, очнулась
Тотчас же, вспомнив про отца.
Закончить надо было дело,
Пускай свиреп и страшен враг,
И к кузнецу Мария смело
Приблизилась, отбросив страх.
- Пришелец из земель далеких,
Прошу, народ мой не губи,
Избавь его от бед жестоких,
С горы куда-нибудь уйди!
Давно уж мы не видим солнца,
Давно уж впроголодь живем,
Лишь черный дым струит в оконца,
И грохот слышен день за днем.
Тебя же тоже мать рождала,
Так в память матери своей
Уйди! Неужто горя мало?
Прошу, народ мой пожалей!
Лишь грубый смех ей был ответом,
Нашел забавным он рассказ,
И злоба дикая при этом
Мелькнула в щелках узких глаз.
- Какое дело мне до люда,
Что здесь ютится под горой?
Не ждите, не уйду отсюда!
И ты останешься со мной.
Он протянул свои лапищи,
Пытаясь девушку схватить.
Его огромные ручищи
Медведя бы могли убить.
Мария же, собрав все силы,
И снова вспомнив про отца
И про людей, что были милы,
Толкнула к горну кузнеца.
От хрупкой девушки отпора
Злодей совсем не ожидал,
Вдруг из-под ног ушла опора,
Он покачнулся и упал.
А горн, все так же завывая,
Неистов в бешенстве своем,
Хозяина не узнавая,
Дохнул вдруг яростным огнем.
Обжегшись, разума лишенный,
Кузнец тотчас на ноги встал
И, так же, как и горн, взбешенный,
Схватил откованный кинжал.
Прошло всего одно мгновенье,
Когда кузнец, что было сил,
В озлобленном остервененье
Марии в грудь кинжал вонзил…
Жестоко тяжкое злодейство!
И глухо вздрогнула гора,
Терпеть не в силах лиходейство.
Пришла возмездия пора.
Сильнее Фунна содрогнулась,
Шум нарастал из недр земных,
Казалось, вся земля проснулась,
Не выдержав деяний злых.
Вдруг вверх столбом взметнулось пламя,
От основанья до небес,
Все на пути своем сметая.
В нем горн чудовищный исчез.
Теперь уж не сдержать стихию.
Разверзлась гневная земля,
Горн, кузню, кузнеца, Марию,
Все поглотив, приняв в себя.
Исчезло все. И пламя сникло,
Потом и вовсе улеглось,
Гора могучая утихла,
И солнце в небо поднялось,
Лучами склоны озаряя.
Исчез привычный черный дым,
А небо, радостно сияя,
Вновь стало ярко-голубым.
Как прежде, все свежо, красиво.
Вновь ручейки полны воды.
На склонах же видны (о диво!)
Фигур причудливых ряды.
А на вершине появилась
Фигура женская, скала,
В которой память воплотилась
О той, которая была
Достойна счастья, без сомненья,
Любила свой народ, отца,
Но стала волей провиденья,
Последней жертвой кузнеца.
* * *
С тех пор спокойно люди жили
Здесь, под «дымящейся» горой,
И вновь меняла цвет порой
Гора. И люди не забыли
Марию, что их всех спасла
И пала от руки злодея,
Но им свободу принесла,
И перед ней благоговея
Ту гору, Фунну, наконец,
Назвали Демерджи – кузнец.
А образ девы на вершине
Увидеть можно и поныне.
Дошло предание до нас,
Исчезнувших народов глас…