ВОЛОШИН
Был сад листвой осенней запорошен,
когда ко мне присевший на скамью
дух чей-то, шляпу приподняв свою,
представился: — Максимильян Волошин!
Сударыня, вы явно не из робких
раз не боитесь призрачных персон,
поэтому я по небесной тропке
рискнул спуститься в ваш туманный сон.
На ваших сновиденьях нет засова,
открыты всем ветрам и ваши дни...
"Путями Каина" перечитали снова?
Живут... И долго будут жить они!
В КОЛЕСЕ
Сквозь промозглость серенького дня
луч пробился солнечный с трудом.
Осветил родимый наш содом
и погас, не осквернив огня
в хаосе духовных тупиков,
что плодят пожизненных калек,
сам себя теряет человек
под напором вечных сквозняков.
Электронным лязгая нутром,
бродит люд меж бдением и сном,
люд без душ, без лиц и без имён
в колесе таинственных времён...
КТО Б НИ БЫЛ ТЫ…
Ладони ощущаю жар сухой
на лбу своём, так явно, будто рядом
стоит и смотрит напряжённым взглядом
незримый кто-то... Не забытый мной.
Тянусь к нему руками наугад,
но пустота вокруг меня сквозная...
Своих усилий тщетность сознавая,
ищу его, хоть руки и дрожат.
Ведь, если это происки теней –
откуда же тогда знакомый запах
моих утрат? И птица в звёздных крапах
как появилась в комнате моей?
Кто б ни был ты – не убирай ладонь,
не выводи меня из сладкой комы...
И ты, рассвет – бесплотные фантомы
лучами восходящими не тронь.
П У С Т О Е
Кровоточат печали целый день -
Зловредное занятье и пустое!
А мысли тень наводят на плетень,
не вынося молчанья и застоя.
Ждёт от меня душа команды "АП!",
готовая к стремительному блицу,
но лишь взметнётся, тут же кровь - кап, кап
с неё багрово брызжет на страницу.
Сгорают и теряются слова,
соприкасаясь с жаркою гортанью,
и вертикаль живого естества,
становится сухой горизонталью.
Здесь гибнет мир божественной любви
с обильем звуков, запахов и красок.
Ум воспалённый, бога не гневи
тщетою бесконечных перетрясок
всех «за» и «против» жёстких, как наждак,
друг друга обдирающих до крови,
цена которым – ломаный пятак
и в мыслях, и в эмоциях, и в слове.
ПОСЛЕДНИЙ АКТ
В спектакле жизни наступил момент,
когда актёры сбрасывают маски.
К концу идёт слепой эксперимент,
в нём акт последний близится к развязке.
Оси земной явить способен сдвиг
то, что от нас веками было скрыто:
под мантиями мировых владык
хвосты вдруг оказались и копыта.
У тех, кто сеет ненависть и зло
на пажитях божественного мира
всё явственней бесовское мурло
вдруг проступает под слоями грима.
Уже финальный выстроен аккорд
из звуков, что трагедию итожат,
и занавес опустится вот-вот,
но хлопать будет некому быть может...
ПО СЛЕДАМ...
Всё в жизни нашей – суета сует
на этом свете...
Всё - томленье духа.
Глаза закрою – и меня здесь нет.
Вслед ветер свищет: "Ни пера, ни пуха!"
Но есть во сне совиное гнездо,
я из него гляжу ночной порою
на мир подлунный - лет, наверно, сто
с подругою – Полярною Звездою.
Когда земной под нами гаснет свет,
твердит звезда в порыве откровенья:
"Поверь - нет в небе суеты сует.
И смерти нет.
И духа нет томленья."