Форменное безобразие
Вот же случилась такая оказия,
Разнеслось всё в пух прах,
А это форменное безобразие,
Не опишешь даже в словах.
Почему-то оно очень нравится,
Хоть порою приносит и вред.
Но нам с этим пожалуй не справиться
И лопочет язык полный бред.
Нравится люду форменное безобразие.
Тайно иль явно его люди творят.
В этом бытие огромное многообразие.
Про безобразия все говорят.
Ох, уж это форменное безобразие!
Как хочется в нём побывать.
Какое приятное разнообразие,
Удовольствие от него получать.
То-то тянется народ к безобразию,
Испокон веков этим занимается.
У каждого безобразия своё своеобразие,
Ради него не на шутку старается.
Хорошо народу жить в безобразии,
При этом ни чему не волноваться.
Прочь изгоняются всякие фантазии,
Только радоваться ему и развлекаться.
Вот такое оно форменное безобразие,
Открыто осуждают его, но тайно влекутся.
Происходит с безобразием немое согласие,
Лишь только ханжи о морали пекутся.
Имперские забавы
На трибуне император восседает.
Кровавое зрелище на арене идёт.
Грязная чернь его развлекает.
Забава имперская кончину несёт.
На арене невинная кровь льётся.
В муках жертвы на песке корчатся.
Сердце от удовольствия бьётся,
Зрители брезгливо морщатся.
В экзальтации визжит толпа, надрывается,
Очередную жертву на куски раскромсали.
А палач на арене в угоду толпе изгаляется.
Показывает, как безвинного изодрали.
Жадной толпе лишь бы зрелищ побольше,
Диких кровожадных представлений.
Что бы всё это длилось подольше,
Хлеба вдоволь да развлечений.
А что до жертвы – участь её такова.
Смертью своей толпу услаждать.
Пусть насладится злая молва,
Не пристало имперские забавы обсуждать.
Императорское удовольствие
На арене цирка идёт кровавое представление.
Император приказал казнь кровавую устроить.
Будет эта казнь хорошее развлечение.
Много крестов вдоль арены повелел построить.
К крестам будут прибиты порочные девицы.
Вопли обречённых дев толпу возбуждают.
Позору предадутся бесстыжие блудницы,
Похотливые мысли по цирку витают.
Величаво император на действо взирает.
Корчатся блудницы на деревянных крестах.
Жестокая казни самодержца вдохновляет,
Но душа его грешная бродит впотьмах.
На крестах медленно умирают голые девицы.
А толпе от этого радость большая.
Были они когда-то для утех чаровницы,
И неслась жизнь весёлая и лихая.
Увидал император в этом порок для морали.
Схвачены были по всей округе красивые девицы.
Императорские клевреты напраслину нашептали.
В цирке девы невинные распяты, как срамные блудницы.
На трибунах толпа от кровавого удовольствия беснуется.
На позорных крестах молодые красавицы умирают.
Император на царском троне красуется.
На зрелище с большим удовольствием все взирают.
Императорское удовольствие ещё долго будет длиться,
Пока вся арена крестами смертными не наполнится.
Жертва в агонии корчась в судорогах шевелится,
Имперское удовольствие непременно исполнится.
Императорское удовольствие получено в цирке сполна.
Девы смертью своей хорошее представление показали,
Толпа кровавым зрелищем тоже удовлетворена.
И ждёт, чтобы новый кровавый спектакль начинали.
Священный фиванский отряд
Триста фиванцев священного отряда,
Храбро стоят друг за друга горой.
Сплочённая на смерть в битвах плеяда,
Каждый воин отважный герой.
Не только дружба в команде сплочённой,
Не только товарищ друг другу гоплит.
Эросом к другу боец увлечённый,
Любовью и страстью благоволит.
Отряд из фиванцев непобедимый.
Ведь рядом желанный любовник стоит.
Эросом – богом самим он хранимый,
И вместе с Никой победу творит.
И вот когда время геройства настало.
Жизнь отдал воин за честь и любовь.
В битве великой настало начало.
За славу и счастье пролита была кровь
Вместе всех триста похоронили.
За руки взявшись лежали они.
И после смерти любовь сохранили.
В честь верной любви сияют огни.
Гоплиты
Смело и дружно шагают гоплиты.
Крепки их щиты и копья остры.
Трусость и страх навеки забыты,
Удары фаланги безусловно мощны.
Ровным рядом пораженье наносят.
Ничто не прорвёт монолитный их строй.
Победу с собой непременно уносят.
Им невозможно уйти на покой.
Не просто друзья, а любовники сами,
В непобедимой фаланге идут.
И беспощадны гоплиты с врагами,
И в этом победу друг другу несут.
Не просто товарища в ней защищают.
Видят больше, любовника здесь.
Чистой любовью всё возмещают,
В этом и скрыта победная спесь.
В этом таится идея успеха.
Друг - любовник желанный он есть.
И не страшна здесь любая помеха,
В страстной любви таится вся честь.
Триста
Триста фиванцев, как триста спартанцев.
Все как один погибли в бою.
В честь триста фиванцев и триста спартанцев,
Хвалебные гимны в веках я пою.
Великая дружба, любовная сила,
Несокрушимо вперёд провела.
Только смерть тех трёхсот разлучила,
Сквозь века пронесла их дела.
В бессмертной когорте триста их было.
Жизнь положили «за други своя».
Вмиг пронеслось и геройством прослыло.
Друг от друга тайны свои не тая.
Триста друзей и любовников смелых
Не посрамили ни честь, ни любовь.
Угасла жизнь в глазах потускнелых,
За любовь и Отчизну пролита была кровь.
Прекрасная царица
Прекрасно-жестокая царица
Ручными леопардами окружена.
Похотливо до молодых рабов ярится,
Силой и красотою их возбуждена.
Каждый раб – игрушка и забава.
Создан только для царских утех.
Нет помехи для царского нрава,
Раб – красавец предмет для потех.
Рабов молодых и красивых,
Царице приводят на ложе,
Мгновений нет боле счастливых,
Грустить в начале негоже.
Рабы ублажают царицу,
Рабы для неё – развлеченье.
Ласкают они чаровницу,
К удовольствиям только влеченье.
Наскучат рабы очень скоро.
Их поменяет царица.
Всё без заминки и споро.
Такая она баловница.
Что станет с рабами – не важно.
Внимания вещь недостойна.
На ложе царица вальяжно,
С другими лежит непристойно.
Ей новых рабов доставляют.
Утехе нельзя прекращаться.
Царицу рабы ублажают,
Есть похоти, где извращаться.
Звериное развлечение
Весёлое звериное развлечение.
Считается полной свободой.
Сексуально озабоченное влечение.
Прорывается звериной породой.
Базовые потребности выпирают наверх.
Свобода видится в зверином состоянии.
Секс и еда дрейфуют поверх.
Конкурирует человек в зверином состязании.
А ещё лучше необычный однополый секс.
Приветствуются как утончённые извращения.
Оно будто к чаю приторный кекс,
В этом скрыты звериные устремления.
Усердное ковыряние в вонючем дерьме.
Выдаётся за утончённое занятие,
Всё на ура в бесстыдной звериной кутерьме,
Со смехом плюют на святое распятие.
Затмевают разум звериные развлечения,
Но постоянно тянутся люди к ним.
Сокрыто в подсознании первобытное стремление,
Хочется зверьми побыть непременно одним.
Похотливый интерес
Хочется всегда человеку чего-то необычного.
Чтобы развлечь свой извращённый ум.
Требует изнеженный разум непривычного,
Заглушить весь этот обыденный шум.
Животные потребности - идеальное развлечения,
В звериной сущности ищет человек вдохновение.
Образцовым видит безудержно порочные стремления,
В них только находит свои удовлетворения.
И сидит в человеке похотливый зверь,
Со всеми его немыслимыми извращениями
Поэтому открывает ему Сатана адскую дверь,
И поощряет его противоестественные стремления.
Хочет абсолютной свободы человеческий ум.
Но свободу низводит лишь к низменным интересам.
Животным страстям потакает легко, наобум,
Похоть, маскируя под благородным завесам.
Homo sapiens is Animal
Чем не животное весь этот разумный человек,
Звериную сущность постоянно демонстрирует.
И это доказывает Homo sapiens свой недолгий век.
Животное естество собой всегда стимулирует.
Шиком у него считаются неестественные извращения.
Выдаёт он эти отклонения за свободу и тонкий вкус.
Не воспринимает в свою сторону всякие обвинения,
Мол, вся эта критика, как слону комариный укус.
Ведёт себя разумный человек, словно дикое животное.
Одно лишь удивляет – нет таких извращений у зверей.
Но человеку, видно нравится, когда он существо потное,
Как из племени нецивилизованных людоедов-дикарей.
И глумится человек над божественным разумом своим.
Забивает умную голову различной похабной чепухой.
Кажется Homo sapiens среди сородичей совершенно чужим,
Потому что занимается непотребно-скандальной ерундой.
От великого ума все Homo sapiens животные извращения.
Ведь не зря сказано: «Великий ум – великие печали».
Скуки ради выдумывает человек нехорошие развлечения.
Но от Animal человек разумный ушёл далеко едва ли.
В подсознании Homo sapiens скрыта хищное звериное естество.
Иногда оно изнутри бурно наружу прорывается.
Преобразуется Homo sapiens в необузданно-дикое существо,
Так человек в безобразный Animal превращается.
Но не торопится Homo sapiens от звериной сущности избавиться.
Забавляет его животная страсть с головой.
Наоборот, стремится в этом Homo sapiens позабавиться.
В обличье зверином теряет покой.
Когда хочется uniformis outrages
Иногда хочется в uniformis outrages впасть.
Со всей головой в него окунуться.
И чтобы не проходила эта напасть.
Но нельзя можно им поперхнуться.
Хочется насладится uniformis outrages всласть,
И чтобы ничего дикому удовольствию не мешало.
Над собой испытаешь необыкновенную власть.
И, конечно, его окажется очень мало.
И тайно uniformis outrages поджидаешь в душе.
Вдруг оно неожиданно прилетит ниоткуда.
Получится с ним необыкновенный рай в шалаше,
В ожидании необъятно-бесстыдного чуда.
Но нечто душу от дикого соблазна оберегает.
В uniformis outrages окунуться с головою не даёт.
Горячую голову леденящим разумом охлаждает.
Но злишься и ворчишь сердито: «Не везёт!»
Прячется желанье о uniformis outrages глубоко внутри.
Лишь подсознанье его иногда наружу вынимает.
Плюёшься: «Да, всё оно синим пламенем гори!»
Только совесть страсть к безобразию виною сжигает.
Скромна до безобразия!
После безобразия опять скромна
Из интернета
Врождённая скромность
Ах, до чего ж я скромна!
До полного безобразия.
И обаятельно очень умна,
Вот какая случилась оказия.
А безобразия иногда хочется.
Но скромность не позволяет.
В дурачествах заморочиться,
Скромная душенька желает.
И когда безобразие приходит.
Распахнётся душа нараспашку.
Скромность куда-то уходит,
Срывая последнюю рубашку.
А после форменного безобразия,
Скромна я и невинна опять.
Вот такие во мне своеобразия,
Вернись безобразие вспять.
Проказы Амура
Проказник Амур пролетел,
Выстрелив в сердце стрелою.
Потаённое чувство задел,
Чужою играет судьбою.
Как видно Амур пошутил,
Своею забавною шуткой,
Стрелою грудь прострелил,
Бурно-развратной минуткой.
И тут форменное безобразие началось.
Похотливый грех завертелся.
С лихвою всё понеслось.
Шальной огонёк загорелся.
Проказник смеётся Амур.
Золотые стрелы стреляя.
Смеётся шальной балагур,
Голою попкой виляя.
Подбитая жертва страдает,
Сжигают страсти любви.
Амур же – проказник стреляет,
Сердце разбив до крови.
Ах, это безобразие
Ах уж это форменное безобразие,
Как иногда хочется в него окунуться.
В нём есть какое-то своеобразие,
Проглотить его и не поперхнуться.
И дурачиться, про приличия позабыв.
Прыгать словно маленький мальчик.
Форменную глупость при этом свершив,
Хохотать, когда просто покажут пальчик.
Ах, это форменное безобразие!
Серьёзным быть просто надоедает.
И пусть у прохожих случится пучеглазие,
Безобразие существование обновляет.
Скачешь от безобразия как павиан,
С улюлюканьем всюду носишься,
Энергия извергается, будто вулкан.
Шалить в царство безобразия просишься.
Пусть окружающие у виска пальцем крутят,
Смотря на все твои безобразия.
Может этим самым они тоже шутят.
Сами тайно хотят себе многообразия?
Несите чушь бережно,
стараясь не расплескать.
Хороша только полная чушь.
Из интернета
Всякая чушь
Приходит в голову всякая ерунда,
Непонятно что хочется вытворять.
Вот она современная наша беда,
Что на безрассудство нам наплевать.
Лишь бы видюшка получилась «прикольной»,
Её в «Tik Tok» выложить и «Like» получить.
Выйдет жизнь тогда очень раздольной.
Нынче это ценно, для этого стоит жить.
Ради «лайков» идём на всё порою,
Любыми принципами поступиться готовы.
И пусть иногда не дружим совсем с головою.
В этом кроются современного бытия основы.
Всякая чушь в голове роится,
И этой чушью гордимся и дорожим.
С невероятной скоростью чушь мчится.
Словно в танце с чушью кружим.
С этой чушью ни как не расстаться.
Без чуши жить совсем невозможно.
Приходится чушью порой наслаждаться.
Поглощает весь мир она осторожно.
Если вам в голову лезет всякая чушь,
значить у неё там гнездо
Из интернета
Гнездо в голове
Лезет в голову всякая чушь,
Значит там свила она гнездо.
Лезет чушь в непролазную глушь
А что получится, ей всю равно.
Построит гнездо и мозги исклюёт.
Которых ни на грош не осталось.
И непонятное что-то нашлёт,
Чтоб больше ни о чём не мечталось.
Так и живёшь с этаким гнездом в голове,
И плодятся в нем всякие чуши.
И таскаешься с ними по грешной земле,
Только вянут от этакой чуши уши.
Ханжеская мораль
«О, боже! Какое бесстыдство!» -
Кричали ханжи вокруг.
Из явного любопытства,
Творили картинный испуг.
И с жадностью наблюдали,
Как это бесстыдство творится,
Громко его осуждали,
А любопытство роится.
И тайно зеваки хотели
Участвовать в этом бесстыдстве,
И с завистью скрытно глядели,
В безжалостном иезуитстве.
И в той иезуитской морали,
Соревновались друг перед другом.
С трудом порой понимали,
Что там за порочным кругом.
И о бесстыдстве мечтали,
В своём потаённом желанье,
Но наяву отвергали,
Принося другим лишь страданье.
Всякая хрень
Приходит же в голову всякая хрень,
От которой в голове думы пухнут.
И наводится странная тень на плетень.
Стройные мысли вот-вот совсем рухнут.
Что-то случилось и движется как-то не так,
С ног на голову всё перевернулось.
Но упорно считаем, что это пустяк,
Словом ответным в горле поперхнулось.
В голове всякая хрень усиленно свербит.
Чего хочет – сама толком не знает
Форменными непотребствами упорно бомбит,
Голова отупела и ничего толком не понимает.
И охренело бредёшь впотьмах в никуда,
От всякой хрени пьяно шатаешься,
Она же шепчет, мол, всё ерунда.
А народ ехидствует: «Дурью маешься».
Ёрники
Любят люди ёрничать обо всём,
Жить не могут без ехидства.
Но сами как бы тут не причём.
Не видят в этом форменного бесстыдства.
Им нравиться всех и вся обсуждать,
Лясы точить, да зубоскалить.
Без сплетен не могут существовать,
Злобу свою не знают на кого направить
Ерничество смыслом жизни они возвели,
Не мыслят существования без него,
Махровым цветом непристойности расцвели,
А больше этим ёрникам и не надобно ни чего.
И слаще ёрничества для них больше нет.
Если не поёрничают, то душа заболит.
Уж сколько эти ёрники накликали бед.
Но только ёрник об этом молчит.
И живут они на белом свете припеваючи.
За глаза всякую гадость говорят.
После встречи с ними состояние удручающее,
Ёрники сплетни на свете творят.
Опять форменное безобразие
С форменным безобразием шагаю вперёд,
Хулиганит форменное безобразие дни напролёт.
И кто там с фирменным безобразием разберёт,
Фирменное безобразие истошно орёт.
Но без форменного безобразя никак не обойтись,
Может всё-таки получится с ним разойтись.
С фирменным безобразием как не крутись,
Одно остаётся, фирменного безобразия берегись.
И форменное безобразие преследует нас всегда,
Без форменного безобразия нам никуда.
И пусть, порою кажется, что это всё ерунда,
Да минует нас от форменного безобразия беда.
Но не можем мы от форменного безобразия убежать
Как нам колкостей форменного безобразия избежать.
Придётся всю жизнь форменное безобразие ублажать.
И к тому же форменное безобразие непременно применять.