Уехать куда-то в плацкартном вагоне,
где тёмная простынь и светлый чаёк.
Увидеть, как бьется на полках в агонии
родное бабьё и своё мужичьё.
Продлить наваждение в запахе спёртом,
в сивушных маслах, в сигаретном дыму.
Почуять на миг за грудиной аорту,
подумать - уйму я её? не уйму?
Взбесилась, наверное. Слышь, проводница,
когда остановка, и сколько стоим?
Агония длится. Агония длится.
Соседи? Да не умирается им.
Хрипят полусонно - дотянем, дотянем.
Oно не впервой, не дадимся ни в жисть.
Задремлешь - и снятся маманя с батяней,
проснёшься - уже полустанок, кажись.
Выходишь, а рядом, крестясь и зевая,
попутчики кости затёкшие мнут.
Деревня, речушка и домик на сваях.
Ещё б задержaться на пару минут.
А может - остаться, обжиться, растаять,
совсем раствориться в лесах и полях.
Не выйдет, сломает житуха простая,
поманят акации и тополя.
Бетонные стены, трамваи, киоски,
шумиха на площади, гомон толпы.
Житьё - пешеходная зебра в полоску,
где наша судьба перемолота в пыль.
А наши поездки - пустые попытки
уйти от себя, обмануться на миг.
Надолго ли? И собираешься прытко,
и резво к вокзалу бежишь напрямик.
И снова плацкарта аорту придавит,
ночные агонии, матерный бред.
Составы на сцепках ломают суставы,
вагон источает людское амбре.
Приснятся маманя с батяней, приснится
такое, что вскинешься на кураже.
И, может, разбудит тебя проводница.
а может - никто не разбудит уже.
02.10.2014