***
В грубой хронике дней только шелест и хруст,
только скрип, только окрик кривящихся уст.
Ты не пуст, Златоуст, ты, как старый корвет,
что из Старого в Новый отправился свет –
потому предпочёл красноречию скрип,
резкий скрежет о панцири панцирных рыб.
Пусть корвет на старинный походит буфет,
у него за кормой восхитительный след,
след из пены морской, вовсе не поварской,
след из капель и брызг нашей доли мирской.
На буфете – лафит, на корвете – лафет.
Вместо вымпела вьётся дымок сигарет.
В сигаретном дыму скрылся мыс Трафальгар,
на душе от него лишь один перегар.
Ты не пуст, Златоуст, лишь протёрлись бока.
Сквозь потёртую шкуру сочатся века.
Жизнь порой глубока, что там твой океан!
Океан может весь поместиться в стакан.
Только тёмную бездну до дна не испить,
над которой по жизни приходится плыть.
Как там кливер? Как марсель?
Как топ? Как там грот?
Вместо грота в руке у тебя бутерброд.
Твой корвет – это бред!
Скинь согревшийся плед,
и сходи, наконец-то, уже в туалет!
В туалетную гавань на время войди,
ибо путь наш не близок, а там впереди
в океане навряд ли отыщешь сортир*,
посреди океанов не строят квартир,
а потом возвращайся дожёвывать грот,
потому как не любит предателей флот.
Вновь я свой океан наливаю в стакан,
и не важно, что чёрный на дне таракан.
***