«Ветер, ветер, ты могуч,
Забери меня отсюда,
Опусти одну из туч,
Унеси меня и Люду!»
Уже само сочетание этих имён приводило его в восторг – Руслан и Людмила – и словно возносило над несправедливой реальностью, которая режет по живому, не делая скидки на возраст, в дивный мир сказок Пушкина, где хорошие и красивые обязательно побеждают плохих и страшных, а правда и справедливость всегда торжествуют.
1. Романтик из Зурбагана
Он ушел много лет назад, не оставив цифрового следа, и, казалось, навсегда канул в безвестность.
А ведь в те далёкие времена его молодого автора, успевшего заявить о себе на литературном поприще, заметили и признали даже известные литераторы.
Но что значат сегодня те несколько публикаций и маленькая книжечка в мягкой обложке с давно пожелтевшими страницами!
Что значат те голоса полузабытых литературных мэтров эпохи «развитого социализма», и уж, тем более, кто вспомнит тех, когда-то молодых начинавших и подававших надежды!
Стихли их голоса в шуме новых событий.
Так я думал, с каждым годом всё более ощущая, как теряя друзей, врагов и просто знакомых, сам становишься меньше и незначительней, медленно угасая в пространстве общей памяти.
И вдруг...
Он будто вырвался из небытия, когда я наткнулся на его портрет и обнаружил большую статью о Руслане Галимове в интернет-издании «Современная литература».
Радостная весть развернула ленту воспоминаний, вывела на другие ресурсы и тексты о нём, познакомила с литераторами, благодаря которым сколько всего вдруг ожило, и прибавило смысла нынешней реальности.
А Руслан, перешагнув границу веков, снова в литературном пространстве.
Не каждому дано.
«Еще,
еще я жив,
и девочка на шаре
еще не потеряла равновесия.
И все вокруг застыли
в ожидании мессии.
Вы не заметили
на шаре трещину…»
2. Раздолбали!
На заседании литературного объединения, которое проходило в помещении редакции местной газеты обсуждали мой рассказ «Мальчик Женя». И меня и рассказ этот громили и топтали от и до.
Много лет спустя этот рассказ был опубликован в газете «Моя семья», которая в те времена выходила почти миллионным тиражом.
А тогда…
Ну, раздолбали в пух и прах! Я как мог сопротивлялся, но силы были неравны. Оттоптались на славу, и даже с удовольствием.
По завершению этого литературного мордобоя подходит ко мне незнакомый парень с бородкой – раньше я его не видел – и, слегка запинаясь, говорит:
- Н-не обращай внимания! Не понимают… Да и вообще нечего тебе здесь делать. Я отведу тебя в настоящее ЛИТО. Там совсем другой уровень. А это..., - он пренебрежительно махнул рукой.
Я вообще-то случайно здесь, - объяснил. – Пошел в туалет, взял эту вашу газетку, смотрю – объявление – ЛИТО. Дай, думаю, загляну, поинтересуюсь. Не! – повёл головой и скорчил брезгливую гримасу. – Не о чем тут разговаривать с этими м-мудаками!
«Осень
опустила на крышу моего дома
долгоиграющую пластинку дождя.
И паутина снов,
не выдержав последней капли
воспоминаний,
опрокинула на моё лицо
миллионы лиц,
которые я любил когда-то».
3. Наши университеты.
ЛИТО, куда привел меня Руслан, действительно, было совсем другим. Руководителей было двое Проханов и Львов.
Удивительный состав! Физики-ядерщики из института Курчатова, проходчик метростроя и стропальщик строительного комбината, представитель московской богемы, зарабатывавший на жизнь строительством коровников и свинарников, утонченные и диссоватые филологи и нестандартные историки марксистско-ленинской школы. В этом ЛИТО мы говорили на одном языке, обогащая друг друга своим жизненным и литературным опытом. Нам было интересно друг с другом.
В этом общении осыпались шаблоны, спадали ограничения и рушились школьные правила, открывались горизонты и в прошлое, и в будущее.
Этнический татарин Руслан думал, говорил и писал на русском языке, упрямо преодолевая барьеры, которых не было на пути у других.
Недостаток образования, если не сказать, отсутствие такового, и затрудненность собственной речи по причине заикания словно подстёгивали внимательнее относиться к окружающей реальности – пронзительнее в неё всматриваться, тоньше слышать, чувствовать кожей.
Погружение в литературу не избавляло от жизненных проблем, но жизнь и литература уже слились в единый процесс.
Не какие-то отдалённые прототипы в авторском макияже становились персонажами его рассказов, а вполне живые и самостоятельные, хотя и подчас непутёвые люди, которые могли вдруг явиться из рассказа прямо в гости к автору, повспоминать былое и увлечь в новые истории, которые неизвестно чем могли кончиться.
4. Оживший персонаж
Заявляется как-то Руслан – я тогда обитал в общежитии – с высоким, чуть полноватым степенным парнем.
- Познакомься, - говорит. – Это Гена. Он алкоголик.
Парень протянул руку, с достоинством представился и подтвердил:
- Гена. Алкоголик.
В некоторой растерянности я тоже протянул руку, представился, вовсе не претендуя на исключительность:
- Боря, стропальщик, просто выпиваю. Иногда.
Естественным образом разговор зашел на алкотему, где я проявил себя совершенным профаном. Но и Руслан, похоже, в этом не очень разбирался.
На всякий случай, чтобы не заподозрили в неуважении людей пьющих, тем более если эти люди пришли со своей бутылкой, я возьми да ляпни совершенно некстати, что среди алкоголиков и пьяниц встречается не мало талантливых людей.
Руслан закивал, соглашаясь, и вспомнил таких из своего опыта.
Гена вздохнул.
- Я вижу, ребята, вы совсем не понимаете сути вопроса, - спокойно и со знанием дела отреагировал он и разъяснил. – Алкоголик и пьяница – это совершенно разные люди. Пьяница ведет обычный образ жизни, но время от времени нажирается как свинья, иногда уходит в запой. Алкоголик до такой низости не опускается, он пьет каждый день. Это его жизненная и душевная потребность. Но ему много не надо. Алкоголик – это аристократ по сравнению с прочими пьющими.
Спокойный, с ровной убедительной речью Гена и впрямь выглядел аристократом по сравнению с нами. Пришлось смириться – алкоголик – это благородно, а пьяница – так себе.
Перешли к литературной части.
С той же уверенностью и степенностью Гена раскритиковал мой рассказ и гораздо мягче, но не без строгости откомментировал несколько верлибров Руслана. Уважая аристократический алко-статус нашего критика, возражать мы постеснялись.
Стало ясно, что Гена – алкоголик не простой, а очень литературный. И познакомились они с Русланом в знаменитом ЛИТО «Орфей» в Набережных Челнах, когда строили КамАЗ. Память об этом светилась на их лицах эпизодами былого вольного братства. Правда, Гене приятнее было вспоминать события не литературные, а амурные.
И вообще, как я понял, Гена склонялся к тому, что в жизни человека творчество должно знать своё место и не мешать полноценному проявлению всех сторон личности.
- У Гены сегодня великий день! – торжественно сказал Руслан и встал, поднимая очередную порцию спиртного в гранёном стакане.
Гена молча кивнул.
Скрепя сердце, он принял судьбоносное решение – сам, по своей воле решил отправиться в лечебно-трудовой профилакторий. Статус алко-аристократа, хоть и был ему дорог, но ставил крест не только на дальнейшем развитии, но и на всей жизни, а Гена был о себе далеко не среднего мнения и намеревался ещё показать миру, чего он стоит. Надеялся, что ЛТП ему поможет.
Решение было твёрдым. Отступать Гена не собирался.
Конечно, это надо было отметить!
Отметив у меня, отправились отмечать дальше. Но по пути нас перехватила встревоженная жена Руслана, совершенно не настроенная придавать серьёзного значения этому дню и уж тем более считать его праздником.
Лида схватила Руслана за руку и стала тащить его домой.
- Отметили и хватит. Заканчивайте эти проводы. А Гене надо поскорее ехать в свой ЛТП, а то рабочий день там закончится и его не примут.
Гена растерянно стоял поодаль, печально наблюдая как рушится его праздник.
Руслан не смог этого выдержать.
- Лида, - сказал он, - так нельзя. – Гена открывает новую страницу своей биографии. Это великий день в судьбе человека, и память о нём у Гены должна остаться на всю жизнь!
«Однажды я долго шел
за хромым человеком
(нам почему-то было по пути).
Потом мы расстались.
Он пошел к себе домой,
я захромал в свою сторону».
5. Уладили
Поддатый Руслан мог быть агрессивным. И в такой недобрый час его остановила милиция. Слово за слово возник конфликт, началась драка. Его избили и запихнули в обезьянник. Дело оборачивалось крайне неблагоприятно.
Протрезвевший в обезьяннике Руслан обнаружил, что ему грозит суд и срок за нападение на стражей порядка, а то, что они его отмудохали, не считается, потому что они защищались.
Если бы не жена, мотать бы ему срок и не маленький. Но Лида, осознав степень опасности, бросилась за помощью к Проханову. Александр Андреевич отозвался незамедлительно. Вдвоём они заявились в отделение милиции. «Он дверь кабинета начальника ногой открыл!», рассказывала потом Лида. Как там проходил разговор, неизвестно, но Руслана из каталажки вытащили, дело замяли. Будто ничего и не было: Руслан на ментов не набрасывался, и они его не избивали.
Есть всё-таки некая справедливость и немалый плюс – обходиться без российского суда.
«Жизнь — изумительна.
Но почему я с такой тревогой
прислушиваюсь к этим словам?..»
6. Чрезмерный аргумент
Улыбаясь, человек отдыхает от хмурой реальности. Из множества эпизодов нашего общего прошлого я не помню ни одного, где бы Руслан смеялся, ни одной незамутненно радостной улыбки. Может они и были, но я не помню таких.
Выражение озабоченности и скрытого беспокойства, словно в предчувствии неминучей беды, как печать высокого ведомства была проставлена на его облик.
Ещё более очевидной стала эта печать, когда началась подготовка первой книги Руслана к изданию. Работа с редактором в те времена была серьёзным испытанием на прочность нервной системы авторов. Далёкий от этих дел, я не понимал их сложности, но фраза Руслана запомнилась:
«Я каждый раз больной выхожу после этой работы с редактором!».
Постоянное напряжение изматывало и время от времени вело к срывам.
В буфете ЦДЛ Руслан повздорил с одним литератором. Оппонент его тоже татарин, член Союза писателей и даже не рядовой, а при какой-то должности в Казанском отделении СП. Но вот не поладили, спор возник принципиальный и не на шутку.
Вышли они на улицу, и прямо перед ЦДЛ Руслан выбил ему зуб.
Безобразие, конечно, тем более что зуб оказался не простой… Да хотя бы и простой – тоже не хорошо. То ли у Руслана в том споре не хватило аргументов, то ли они застряли в горле. Такое бывает, если человек заикается, а надо тут же и сразу, причем доказательно, возразить.
Ну он и возразил – выбил человеку зуб. Да не простой, а золотой. В смысле, коронка на нём золотая. Член Союза писателей был очень зол и расстроен. Ведь даже ради принципа все равно жаль остаться без зуба.
Руслан, осознавший чрезмерность своего аргумента, и преисполненный сочувствия к соплеменнику и коллеге, взялся ему помогать. Вдвоём они елозили по асфальту и долго искали злосчастный зуб на тротуаре и даже проезжей части перед ЦДЛ.
Я не понимал своих друзей отчего их так тянет в это место. Стоило в фойе войти – уже слышалось змеиное шипение, в воздухе витали хищные улыбки функционеров от литературы и их приближенных. Книги этих авторов, изданные огромными тиражами, назойливо маячили повсюду, вызывая кривые улыбки.
Но ЦДЛ словно магнит притягивал многих. А дискуссии в буфете считались составной частью жизни советского литератора. Наверное, так у них было принято.
Несмотря на то, что работа с редактором стала тяжёлым испытанием, дело продвигалось.
Медленно и со скрипом перед Русланом открывалась дверь, за которой в большой русской литературе уже обозначилось место для его верлибров и рассказов.
«Увы, я должен всем на свете:
друзьям, любовницам, врагам.
В моем кармане только ветер,
но скоро душу я продам
и расплачусь с долгами...»
7. Чистополь
Понятно удивление, и время от времени возникает вопрос – откуда у паренька из какого-то захолустья такая склонность к литературе вообще и к верлибрам в частности, когда русская поэзия на века застыла на силлабо-тонике, и находилось, совсем не много отчаянных, тем более в 70-е годы прошлого века выйти за её пределы.
Всё в мире связано, хотя порой невидимыми нитями.
Он родился в Чистополе, куда в июле 1941 года отправили деятелей культуры и органы правления творческих союзов из Москвы, Ленинграда и других мест.
Это там в Чистополе Пастернак работал над переводами из Шекспира и замышлял «Доктора Живаго».
В Чистополе жил, а потом наезжал из Армии навестить семью Александр Твардовский. Там он продолжал работу и уже читал отрывки из поэмы «Василий Тёркин».
Это там «мастерицу виноватых взоров» как писал влюблённый в неё Мандельштам, Марию Петровых принимали в Союз писателей.
Это в Чистополе Марина Цветаева пыталась устроиться судомойкой в интернат Союза писателей, где потом оказался её сын.
Писательские дети, жившие тогда в Чистополе, рассказывали, что для них этот интернат был как Царскосельский лицей.
Пастернак, Ахматова, Асеев, Тарковский, Паустовский, Фадеев, Леонов, Федин, Исаковский… Сколько известных имён! Сколько талантливых людей, кто на недели, кто на годы оказались в Чистополе в начале 40-х!
Тяжелые бытовые условия, надвигающаяся военная опасность и необычная концентрация литературных сил неожиданно привели к удивительному явлению.
"Чудесным образом в эвакуации возникает атмосфера свободы, - утверждает историк литературы Наталья Громова. – Как сформулировал Пастернак: «Чистополь — это место, где можно говорить всё»».
Там звучали свободные речи, ходили и множились списки запрещённых литературных произведений. Там творчество советских писателей, обретая свободу, поднималось на новый уровень.
«Я очень полюбил это звероподобное пошехонье, где без отвращения чистил нужники и вращался среди детей природы на почти что волчьей или медвежьей грани», - писал Пастернак о Чистополе в 1943 году.
И почва, и атмосфера послевоенного Чистополя были пропитаны литературой высокого качества. И для в романтика, взыскующего справедливости в этом, а не загробном мире, это не могло не оставить следа. Слишком свежи ещё были связи и память этого городка с большой литературой раскрепощённого дыхания.
Именно в Чистополе ещё школьником маленький Руслан был озарён радостью поэтического творчества – я стихотворение написал! И потом поэзия будет присутствовать и в его верлибрах, и в прозе.
И ещё были книги-крылья. Когда становилось слишком тоскливо, они помогали подняться над земной реальностью, и жизнь становилась светлей. Это увлекало и завораживало, хотелось и самому так – приподнять собственную жизнь туда, где меньше боли, больше света и радости. Его жизненный опыт в зарницах острых переживаний отчаянно требовал своего воплощения, рвался наружу. И он торопился поскорее найти нужные слова.
Приходилось в ускоренном режиме самостоятельно преодолевать грамматико-филологические трудности, что не всегда удавалось. Но он вслушивался и ловил поэтические мелодии живого русского языка, фиксировал фонетические обманки, следовал смысловым излучинам, его увлекали и забавляли разносмыслы обычных слов, переменчивые значения фраз, взаимовлияние слов и поступков.
Быстро набирая литературный опыт, он спешил, будто уходя от погони.
«Я дарю вам леса и звёзды,
метель и снегопад,
я дарю вам солнце и ночь.
Я ухожу и дарю вам
зелень и синеву. Я дарю вам всё это,
потому что
никогда этого не имел,
как не будете иметь и
вы этого, но не забудьте потом,
когда будете
уходить, подарить всё это остающимся.
Я надеюсь, что им будет приятно».
8. Группа крови
Сестра переехала, обменяв квартиру в дальнем Подмосковье на комнату в московской хрущёвке. Я попросил Руслана помочь перетащить кое-что из вещей. Он не заставил себя упрашивать. Тяжелые вещи, мебель уже перетащили грузчики. Нам осталась мелочовка. В основном это были книжки, увязанные в удобные для переноски стопки. Но таскать надо было на 5-й этаж. И мы взялись за работу. Руслан сразу начал отставать, и чем дальше, тем больше. Я уже спускался за очередной стопкой. Руслан стоял на межэтажной площадке у окна, прислонясь к стене, рядом у ног стопка книг.
- Ты чего это? – я спросил удивлённый – не такая уж это тяжесть.
- Голова что-то, - поморщился он, вытирая ладонью лоб.
Этот эпизод удивил и озадачил – рабочий парень, драчун и такой слабый! Странно.
Разве мог я представить, что он уже был болен! И болезнь прогрессировала с бешенной скоростью.
- У тебя какая группа крови? – спросила Лида, вся в поисках уж если не спасения, то хоть какой-то отсрочки неминуемого.
- А что такое?
- У Руслана лейкоз!
Оказалось, что у нас одна группа крови.
Потом, не без удивления, я обнаружил что у нас вообще было много общего.
Но на тот момент нас жестко разделял резус-фактор. У Руслана он был отрицательный. Это резко сокращало его шансы на жизнь.
Считается, что только 10-15 процентов людей имеют отрицательный резус-фактор.
Уже в этом веке ученые обратили внимание, что людей с отрицательным резус-фактором объединяет целый комплекс интересных качеств. У них, как правило, выше IQ, они эмпаты, страдают необъяснимыми фобиями, у них хорошо развита интуиция… Это несколько иные люди, отличающиеся от большинства землян.
Некоторые исследователи считают отрицательный резус-фактор наследием внеземного происхождения, или иных существ-предшественников гомо сапиенс. Утверждают, что мы несовместимы.
И хотя общая земная жизнь подравнивает и тех, и других, вспоминая Руслана, читая его рассказы, невольно приходишь к мысли, что окружающая реальность словно выдавливала его из жизни с самого детства. Какая-то гнетущая обречённость проступала в его судьбе.
Он сопротивлялся как мог, боролся за продолжение своей жизни изо всех сил, одновременно пытаясь понять, ну почему так…
На 37-м году силы кончились.
"Луна повесилась
напротив моих окон
и всю ночь
искала свою тень
в моей пустой квартире,
пока не наткнулась на зеркало,
и, убедившись, что я
давно уже мёртв,
тихо закрыло мне лицо
дождливой тучей.
9. Черный пакет
Сегодня верлибры и рассказы Руслана оцифрованы и доступны, фильм о нём демонстрировался на канале «Культура», его можно найти в Интернете, есть воспоминания друзей и близких. В Доме музее Пастернака в Чистополе представлена экспозиция, посвященная Руслану Галимову.
Его виртуальный образ местами даже обретает лаковый блеск.
Но многое безвозвратно погружается в Лету. Разные эпизоды из общей памяти о Руслане медленно угасают, не найдя себе места и должного оформления в быстром потоке новых событий и текстов. Сам он не успел дать им жизнь в литературе.
Жаль!
Но меня беспокоит другое. И приступы этого беспокойства, как хроническая болезнь, то накатывают, то отступают.
Однажды он пришел – я уже получил комнату, приобрёл большой письменный стол и даже почувствовал некую устойчивость после 10 лет полузаконного существования – Руслан прошелся по комнате, осматривая моё новое жильё, что-то спросил, что-то потрогал, мы перекинулись какими-то фразами. Видно было, что он слишком погружен в свои проблемы.
Помолчали.
Наконец он вынул из сумки пухлый черный конверт. Точнее, пакет из черной фотобумаги, аккуратно упакованный и заклеенный.
- Ты не можешь его где-нибудь у себя пока похранить?
- Да оставляй! – не задумываясь, я пожал плечами.
И черный пакет отправился в дальний ящик письменного стола.
Как оказалось, на долгие годы и даже за гранью, разделяющей наши миры.
Иногда приходила мысль, что было бы интересно его вскрыть и опубликовать записи Руслана целиком, или фрагментами вместе со своими воспоминаниями о нём.
Несколько раз я даже порывался это сделать, но что-то всегда останавливало. Да и кто бы стал это публиковать в 80-е и 90-е?!
Со временем текущие дела вытеснили его из памяти, и я перестал о нём думать.
10. Разрешение
Однажды в поисках какого-то очень нужного документа рылся в столе и неожиданно наткнулся на этот почти забытый черный пакет. Вытащил его и задумался, слегка похлопывая им о ладонь.
Подруга вошла в кабинет и обнаружила меня в состоянии ступора с этим пакетом в руках.
- Что это? – спросила.
- Друг оставил на хранение.
- А когда заберет?
- Уже не заберёт.
И рассказал ей о Руслане, этом романтике докомпьютерного века.
КамАЗ. Грандиозная комсомольская стройка. Много молодёжи, кто откуда, работа тяжёлая, быт неустроенный, грязь непролазная. Но там появилось литературное объединение, ставшее впоследствии знаменитым - «Орфей». И этот Орфей стал отдушиной и светлым воспоминанием для многих. Когда эти ребята впервые собрались вечером после работы, в сапогах и телогрейках с надписями на спине – это чтобы земляков опознать – писали большими буквами названия мест, откуда приехали. Руководитель стал спрашивать всех по очереди: "Ну, кто зачем сюда пришел: сразу печататься хотите, или сначала поучиться писать?". Ребята скромные – поучиться, мол, сначала.
До Руслана очередь дошла.
- А ты зачем?
- Да вот, думал, земляков встречу.
- А сам-то откуда?
Руслан поворачивается спиной, а у него на телогрейке – «Зурбаган»!
- Здорово! – Лена даже в ладоши всплеснула. – Родственная душа!
- Да, романтик. Его рано признали и начали печатать в журналах. Издана книжка.
А у меня вот этот пакет...
Я просто не знаю, имею ли я право вскрыть его и прочесть что там написано, опубликовать целиком или фрагментами. Это внесло бы дополнительные штрихи в образ Руслана и, наверно, было бы интересно многим. Возможно, и сам Руслан предстал бы в несколько ином свете.
Но вот...
И пакет отправился на своё место.
Утром Лена меня ошарашила.
- Ты представляешь, мне сегодня приснилось, что ты можешь открыть этот пакет своего друга! - заявила с радостным удивлением. - Тебе дано это право.
- Как это? – я удивился. – Кем дано?
- Мне сон был. Понимаешь, голос Высших Сил! Именно про этот пакет. Никакого лица, образа я не видела. Но так ясно, внятно и определённо! Разрешение Высших Сил - ты можешь раскрыть этот пакет, прочитать записи и, если сочтёшь нужным, опубликовать их.
Лена не врушка. Это проверено. Даже наоборот. Поборник истины и справедливости. И этот её сон, я уверен, никакая не выдумка, инспирированная женским любопытством. Не такой она человек. Значит, запала ей в душу печальная история романтика из Зурбагана, ушедшего слишком рано, и получила такой вот отклик из неведомых сфер.
Не знаю, насколько вещим был тот сон и откуда снизошло разрешение: от светлых или тёмных инстанций, - но и тогда конверт остался нераспечатанным.
Став хранителем чужой тайны, я связал себя с Русланом незримой нитью, протянувшейся из нашего мира в иной, и не разорвать эту нить.
Уже почти 40 лет нет Руслана, и подруга давно где-то далеко…
А черный пакет всё лежит на дне ящика письменного стола нераспечатанный.
Имею ли я право его вскрыть и опубликовать записи Руслана, ведь прошло уже столько лет?
Не знаю.