Почивает октябрь, завернувшись кошачьим клубком,
На ковре из вчерашней и хрупкой, крошащей листвы.
Сумрак пахнет щемящей тоской и дубовым дымком,
Призывая Самайн зажигать вестовые костры.
Колдовские туманы – что пар над ведьмачьим котлом,
Стелют саван, цепляясь репьями и жухлой травой
По уснувшим полям, обнажая давнишний излом.
Ночь клубится, заухав проснувшейся в чаще совой.
Ветви старых деревьев тяну;тся к огню и скрипят,
Тени пляшут на древнем, поросшем крапивой холме.
Ставни крепко закрыты. За ними, конечно, не спят,
На крыльце – подношенья для тех, кто блуждает во тьме.
Над верхушками сосен охоты полночной рога
Запоют, призывая ступить за запретный порог.
И навстречу шагнёт, предлагая хмельного вина,
Улыбнётся пустыми глазницами тыквенный бог,
Диким зверем завоет, и в свете неверных огней
Закружится в смертельной, диковинной пляске-игре.
И в силках одеял и измятых льняных простыней
От кошмара восстанешь – но только уже в ноябре.