Неожиданно
электричество вырубилось.
Я продолжил читать
уже при зажженных свечах
в каком-то странном,
похожим на страх дурмане:
наверное
я делал
то, чего делать не следует:
читал чужой дневник, чужие письма
умершей вчера акстрисы.
*
Я впустил себя в потайное,
в святая святых другого
человеческого существа.
От листа
к листу чувство это не отпускало,
но все больше сгущалось,
переходя в настоящий страх, едва ли не ужас:
что же будет
дальше?
Щедрый, блестящий,
яростный и гнетущий
бесконечно бегущий
поток слов,
сплошь
размеченный образами
алмазной твердости
дикой горячки самоанализа:
страсть, угрызения совести, отчаяние...
Меня пробирала дрожь.
Я все время бормотал что-то себе под нос:
во всей литературе не было ничего подобного!
Я испытал шок, когда вдруг понял,
что здесь была сама жизнь, а не воспроизведение оной,
в согласии с выбранной формой,
жизнь, как она есть - неделимый,
единый
поток жизни,
отравленный привкусом усилия,
надрыва
сознательно–волевого,
подмены слова
и воспоминаний.
Печальная,
роскошная красота, которую
она выразили с такой легкостью.
Я был в отчаянии, но радовался, как ребенок:
какое богатство и... какая жестокость!