Однажды заметила, что стала скучать по твоим рукам. Зависть – плохое чувство, но я завидую манжетам твоей рубашки: они касаются твоих запястий.
Вечера, когда глажу одежду, всегда особенные – имеют свойство переодеваться с нами за компанию в костюмы изгнанных из рая, оставляя выстиранные рубашки мятыми до утра. О, если бы я была рубашкой! Целый долгий день быть так близко к твоему сердцу, слышать его стук, чувствовать тепло тела… Помню, когда сказала тебе об этом, через поцелуй ответил, что белый мне к лицу. Потом фотографировал взглядом мое дыхание из полуоткрытых губ. Сколько дней назад та любопытная ночь была свидетелем наших кадров 16+? Или сколько лет? Иногда кажется, та ночь – повторение одной из подобно-бесчисленных в прошлых жизнях, которые невозможно вспомнить.
Все чаще представляю твои руки и манжеты, обнажающие запястья: как наяву сине-голубая жилка ритмично вздрагивает, и тогда мои глаза начинают жадно фотографировать едва заметную симфонию пульса.
Ты привык, что с моим будильником невозможно договориться, он не признаёт компромиссов. Открываю глаза. Ты безмятежно спишь. Легко касаюсь загорелой руки, лежащей поверх одеяла. На полу бесформенной геометрией – наспех сброшенная тобой накануне вечером рубашка. Вдыхаю твой запах – запах нового утра. Накинув на плечи прохладность принявшей свою форму геометрии, подхожу к окну. Ветреный ноябрь пополняет копилку снов, унося мой сегодняшний в какую-то жизнь, где я, возможно, и была твоей любимой белой рубашкой с вечно расстегнутыми манжетами. Иначе как объяснить такую страсть? Улыбаюсь и иду варить кофе.
Утро пахнет счастьем.