Фаршированная рыба. Ко дню Победы

Капустин Избранное
               
               
                Светлой памяти Александра Капустина

               
Покажите мне хотя бы одного нормального еврея или хотя бы одного порядочного одессита, равнодушного к  фаршированной рыбе, которую еврейские бабушки до сих пор почтительно называют «гефилте фиш».

А уж, если еврейская женщина за свою жизнь не научилась готовить это восхитительное блюдо, то уважать её ни один коренной одессит не будет,
а религиозный еврей ещё и усомнится в  кошерности её происхождения.

Все мои одесские родственники к этому блюду всегда относились с почтительным трепетом и обязательно подавали к нему икру из баклажанов,
которые в Одессе любовно называют «синенькие».

Их запекают не в духовке, а обжигают на открытом огне или раскалённой жестянке.

Икра пахнет дымком, что делает её особенно вкусной и пикантной.

Во всей стране синенькие с дымком готовят до сих пор только в Одессе, а если вам скажут, что  в Киеве и Жмеринке тоже, то не стоит относиться к этим словам серьёзно.

Хотя в наш век тотальной глобализации и интернета всё может быть.

Но всё это так, к слову, чтобы рассказать о моём родном дяде Саше, который задурил все мозги своим фронтовым друзьям, когда они в окопе ежедневно пережёвывали надоевшую перловую кашу.

Усталые и голодные бойцы беззлобно именовали эту кашу кирзой, потому что жевалась она не лучше чем голенище солдатского сапога.

Именно в минуты пережёвывания этого продукта, который только и простителен на войне, дядя Саша и рассказывал всему своему орудийному расчёту о фаршированной рыбе и икре из синеньких, которые пахнут дымком.

Эти бесконечные рассказы настолько возбуждали и злили бойцов, что до сих пор осталось загадкой, почему дядю не поколотили  эти вечно измученные и усталые люди.

Наверное, только потому, что дядя Саша был командиром орудия и ничего не боялся.
      
Однако война это не только разговоры про вкусные блюда, но ещё и страшные будни.

В один из таких будничных дней, после прямого попадания снаряда, из всего орудийного расчёта остались только раненный в живот дядя Саша и контуженных хохол Иван Галушко.

Для всех осталось загадкой, как контуженный невысокий Иван протащил дядю Сашу несколько сот метров до медсанбата.
Но оба они остались живы.

Очнувшись и узнав о происшедшем, дядя заявил Ивану, что теперь он его должник до конца жизни.

Но хитрый хохол так долго ждать не хотел, а, поймав дядю на слове, взял с него клятву при свидетелях, что после войны тот приедет к Ивану в деревню и привезёт кастрюлю фаршированной рыбы и икру из синеньких, пахнущую дымком.
Выпивку Иван оставил за собой.

Дядя, естественно, пообещал.

Делов - то!

Однако после войны прошло уже больше двенадцати лет, а дядя никак не мог выполнить своё обещание, хотя Иван  жил всего за триста километров, в Херсонской области, и они посылали на праздники друг другу открытки.

Но это легко сказать триста километров.
А ты доберись в эту глухомань без машины, да ещё дотащи готовую рыбу в сохранности без холодильника.

Дядя постоянно помнил о своей фронтовой клятве, хотя Иван никогда даже не намекал о ней.

Но надо было знать моего дядю Сашу.
У него боевых наград больше, чем у всех моих знакомых.
И словом своим он всегда очень дорожил.

А потому и купил он, при первой возможности, «горбатого Москвича», чтобы отвезти своим ходом обещанную рыбу в деревню Ивану Галушко, который на фронте спас ему жизнь.

Из всех моих знакомых  дядя был единственным обладателем такой немыслимой роскоши.

У остальных жителей послевоенной страны дальше велосипеда мечты и фантазии не распространялись.

И вот как-то в начале осени приехал дядя Саша в Николаев вместе со своей женой, татаркой Гульфирой, на новеньком «Москвиче» .

Он взял меня, к моей большой радости, и мы втроём поехали в Херсонскую область разыскивать в каком-то далёком селе его фронтового друга по имени Иван Галушко.

Моё воображение рисовало мне огромного богатыря, способного тащить на своём горбу моего умирающего дядю.

Но Иван оказался невысоким, улыбчивым мужичком, который совсем растерялся от восторженных дядиных приветствий и похвал.

Гуля  (как звал её дядя Саша) начала выкладывать из кастрюль на стол, обещанную много лет тому назад фаршированную рыбу и икру из синеньких, пахнущую дымком.

Жена Ивана Галя,  принесла бутыль самогона, банку мочёных помидоров, большую миску сметаны и огромный каравай домашнего хлеба.

Потом пришла их дочь Дина, которая совсем не была похожа на светловолосых Ивана и Галю.

Оказалось, что Дину, совсем ещё маленькую, Галя спасла от немцев во время облавы на евреев.

За это Галиных родителей, по доносу, вместе  со всеми евреями расстреляли.

Так и остались они жить вдвоём в родительском доме, пока не пришёл с войны Иван, которому Галя вскоре стала женой, а Дина дочерью.

От фаршированной рыбы все были в восторге, и Гульфира торжественно пообещала научить Дину  готовить это блюдо, потому что еврейская женщина просто обязана это уметь.

А помнить, что она еврейка Дина должна всегда, потому что забывать свои корни последнее дело.
И сама она никогда не забывает, что вышла из благородной татарской семьи.

Дядя Саша стал уговаривать Ивана переехать в Одессу, чтобы Дина могла учиться в институте, а Иван смог бы вылечить свои глаза, пострадавшие от ранения.

Переехали они через пару лет.
Долго жили у дяди Саши, пока не перебрались в общежитие порта, где стал работать Иван после лечения в институте Филатова.

Дина окончила университет имени Мечникова и стала биологом.

Она вышла замуж, родила двоих детей, но, несмотря на все старания и уговоры Гульфиры, так и не научилась готовить фаршированную рыбу.

Она считала излишним тратить на это своё драгоценное время, когда можно покушать у мамы Гали, которая стала  знатоком и любителем еврейской кухни.

Этому её научила  Гульфира, которую давно уже все родственники и знакомые стали называть, на еврейский манер, Фирой.

А она и не возражала.
Какая, в конце концов, разница.