Фёкла

Борис Гинзбург
      Из неопубликованного
   
     По давней традиции в победные праздники туристы собрались помочь Фёкле с посадкой картошки. Дом и хозяйство Фёклы одиноко ютятся в глубине леса на краю сталинских полей. Ни ХХ, ни XXVII съезды партии не поколебили этого названия. Как были поля сталинскими, так и остались, и останутся, покуда сами существуют. И даже если исчезнут, долго будет в памяти людской название.
     Фёкла живёт здесь столько, сколько существуют сталинские поля, и неминуемо войдёт в историю вместе с ними. С веками образ Фёклы будет рисоваться потомкам в виде этакой статной горделивой крестьянки, крепко упёршейся крупными икристыми ногами в пашню; с мускулистыми, но грациозными руками, подпирающими тыльными сторонами кистей не утративший привлекательности торс над крутыми бёдрами. Лицо, огранённое всеми ветрами и побронзовлённое солнцами, будет смотреть из глубины веков на потомков мудрыми глубокими глазами. И без того узкие глаза Фёклы глубоко, безвозвратно утонули, потерялись в кладке омешковевших век. Что-то видят они изнутри сквозь эти щёлки, но их снаружи не видно.
     Измучившись с настройкой заржавевшего плуга, измучив несчастного необученного мерина, после полудня всё же решили поднять Фёклу для руководства работами. С этим нелёгким поручением в избу была послана Зухра. Она пригрозила Фёкле неопохмелением, и та поднялась. Пройдя через хлев, она явилась в огород фигурой, по форме напоминающей снежную бабу, но без намёка на талию, с оплывшим лицом, посизевшим от пьянки, с вывернутыми, как бы разбитыми губами, на которых, и вокруг которых налипли фрагменты то ли только что съеденной, то ли только что выблеванной пищи. Фигура облачена была в мятое красновато-выцветшее платье в какой-то мелкий цветочек, голова повязана по-пиратски того же качества платком, в руке метла – пучком веток вверх.
     Воплощенная въяве ведьма-лешачка-баба-яга. Одновременно напоминая танк, столь же порывисто и неуклюже двигая корпусом и башней, старая марийка выстреливала в каждого, попавшего в поле зрения её щелей какую-нибудь фразу, втискивая между согласными мягкие знаки:
– Лёшька! Айда! Давай!
– Валька! Чё! Карьтошьку неси!
– У-у-у! Мерин! – взмах метлы на тягловую силу.
– А-а-а… Белоголовый…  – широкие щёки поползли к ушам, отчего эти последние попятились к затылку в свою очередь – наконец-то заметила меня.
– Где эти мьляди! –  хрипло вдруг кричит она то ли что-то вспомнив, то ли потеряв всех из виду.