*****************************************
Германия. Зимняя сказка Гейне Глава 24
http://stihi.ru/2021/11/01/788
*****************************************
Прослушать главу 25 можно по ссылке:
http://stihi.ru/rec.html?2021/11/08/793
*****************************************
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ГЛАВЫ XXV
Итак, поэт в гостях у богини Гаммонии. Она даёт ему чай с ромом. Сама Гаммония выпила ром без единой капли чая и прильнула к плечу своего гостя, говоря ему, что беспокоилась за него, потому что он жил «без присмотра» во Франции и подвергался многим моральным опасностям. К тому же, у него не было там дружелюбного издателя.
Он должен остаться в Германии и не возвращаться во Францию.
Гаммония утверждает, что Германия добилась прогресса, что цензура уже не такая строгая. Поэт может свободно творить здесь, поскольку цензор уже состарился и не будет придираться к его рукописям.
По ее мнению, раньше тоже было неплохо. Была свобода мысли, люди не страдали от голода и у них была надежда. Теперь вместо этого есть только сомнение, отрицание. Теперь идиллия подходит к концу.
Потомки современников смогут удовлетворять материальные потребности, но покоя не будет. Гаммония хочет показать поэту будущее его отечества. Поэт с энтузиазмом относится к этой перспективе и клянется молчать.
Гаммония потребовала, чтобы поэт дал клятву, как когда-то в древние времена Елеазар, раб-домоуправитель библейского Авраама, когда он отправился на поиски жены для сына Авраама (см. Пояснения к 25 главе)
*************************************
ГЛАВА XXV
1
Богиня тотчас приготовила чай,
Немного мне рома добавив.
Сама же она наслаждалась им так,
Без чая, совсем не разбавив.
2
Опёршись легонечко мне на плечо
Своей головою (корона,
Колпак, что на ней, вмиг помялись чуть-чуть),
Сказала мне ласковым тоном:
3
"Я с ужасом думала часто о том,
Как ты совершенно спокойно
В Париже совсем без присмотра живёшь,
Французы, они так фривольны.
4
Общаешься с ними и бродишь вокруг,
И нет даже рядом с тобою
Надёжного немца-издателя, кто
Поддержит делами, душою.
5
Соблазны, ох, тоже большие везде,
Сильфид* там витает дух скверный,
Они не здоровы, от них так легко
Покой потерять свой душевный.
6
Прошу я остаться, не надо назад.
Обычаи здесь, дисциплина,
Как прежде, забавы ты тоже найдёшь,
Не важная это ль причина?
7
Останься в Германии, скоро поймёшь*,
Здесь лучше, чем в прежнее время.
Мы движемся дальше вперёд, и ты сам
Увидишь прогресса то семя.
8
И даже цензура не так уж строга,
А Гофман*, чем старше, тем мягче
И он, "Путевые картинки" уже
Без гнева читает, иначе.
9
И сам повзрослел ты и мягче теперь,
И в чём-то покладистей станешь,
На прошлое тоже, я думаю, что
Ты более радужно взглянешь.
10
Я думаю, преувеличен тот факт,
Что плохо всё было в отчизне.
Мог каждый, как в Риме, от рабства спастись,
Лишив себя запросто жизни.
11
Свободою всё ж наслаждался народ,
Никто ту свободу не прятал,
Касались лишь ограничения тех,
Труды кто свои все печатал.
12
Сплошной произвол не господствовал здесь,
И коль демагог был в азарте,
Ему выносили судом приговор,
Лишая тем самым кокарды.
13
В Германии не было плохо так всё ж,
Хоть время порой поджимает -
От голода, верь мне, никто никогда
В тюрьме у нас не умирает.
14
В Германии прошлой истории есть
Немало красивых явлений
Уюта и веры благой, а теперь
Пора отрицаний, сомнений.
15
Свобода житейская наша, боюсь,
Убьёт идеал, что носили
Мы издавна в сердце своём, идеал
Чистейшим , как грёзы был лилий.
16
Уж гаснет поэзии дивный огонь*,
Который пылал так когда-то,
Средь прочих особ в мир отходит иной
И "Чёрный король" Фрейлиграта*.
17
Потомки вкушать будут также и пить,
Но, нет, не в тиши парадиза.
Уже надвигается шумный спектакль,
Конец той идиллии близок.
18
О, если бы смог промолчать ты, тогда
Открыла бы Книгу я Судеб,
Позволила б глянуть в мои зеркала,
Увидел бы в них, что же будет.
19
Что смертному не покажу никогда,
Хотела тебе показать бы:
Грядущее время отчизны твоей -
Увы! Ты не смог промолчать бы!"
20
"Богиня моя! - я в восторге вскричал, -
О, это была бы картина,
Германии будущность дай мне узнать –
Смогу промолчать, я мужчина!
21
Я дать тебе клятву любую могу,
Чем хочешь, тебе поклянусь я,
Ну, чем доказать мне молчанье свое?
Скажи мне, и всем расплачусь я!"
22
Богиня ответила: " Мне поклянись,
Той клятвой* особою строгой,
Отцу Аврааму какой Ельязар*
Поклялся пред самой дорогой.
23
Подол подними и вот так положи
Ко мне под бедро свою руку,
Клянись, что не будешь писать, говорить
О том, что узнаешь, ни звука!"
24
Торжественный миг! И почувствовал я,
Вокруг сама древность дышала,
Когда я Гаммонии клятву давал,
Всё прошлое как оживало.
25
Я поднял подол у богини, кладя
Под бёдра ее свою руку,
Поклялся, не буду писать, говорить
О том, что узнаю, ни звука.
ПОДСТРОЧНИК
1
Богиня мне приготовила чай
И налила туда ром.
Сама же она ромом
Совершенно без чая наслаждалась.
2
Она прислонила на мое плечо
Свою голову (корона,
Колпак от этого немного помялись).
И сказала мне в мягком тоне:
3
"Иногда я с ужасом думала о том,
Что ты в аморальном
Париже совершенно без присмотра живёшь,
Рядом с легкомысленными французами.
4
Ты гуляешь там везде и не имеешь
Даже рядом с собой
Верного немецкого издателя, который тебя,
Как наставник, предупреждал и направлял бы.
5
И соблазн там большой,
Там много сульфид,
Они не здоровы, а (от них) совершенно легко
Теряешь свое душевное равновесие.
6
Не возвращайся назад и оставайся с нами.
Здесь по-прежнему преобладают дисциплина и обычаи,
И много тихих радостей цветёт
Также здесь, среди нас.
7
Оставайся с нами в Германии, тебе здесь
Будет лучше, чем раньше.
Мы движемся вперёд, ты, конечно,
Этот прогресс сам найдёшь.
8
Даже цензура уже не строгая,
Гофман становится старше и мягче
И больше не чёркает с юношеским гневом
Тебе твои «Путевые картины».
9
Ты сам стал старше и мягче теперь,
И в чём-то станешь покладистей,
И даже на прошлое
В более лучшем свете взглянешь.
10
Да, что раньше у нас дела шли ужасно,
В Германии, это преувеличение.
Можно было вырваться из рабства, как в прошлом
В Риме, через самоубийство (лишение себя жизни).
11
Народ наслаждался свободой мысли,
Она была для больших масс,
Ограничения касались только ограниченного числа
Тех, кто печатался.
12
Беззаконный произвол никогда не господствовал,
Самому наихудшему демагогу
Никогда без приговора
Государственная кокарда не изымалась.
13
Так плохо в Германии никогда не было,
Несмотря на нехватку времени -
Верь мне, никто никогда не голодает
В немецкой тюрьме.
14
В прошлом процветало
Много красивых явлений
Веры и уюта.
Сейчас господствуют сомнение, отрицание.
15
Практическая внешняя свобода однажды
Разрушит идеал,
Который мы носили внутри (в сердце) - он был
Так чист, как грёзы лилий.
16
Наша прекрасная поэзия тоже
Угасает, она уже немного
Угасла; с другими королями умирает
"Чёрный король" Фрейлиграта.
17
Внук будет есть и пить достаточно,
Но не в созерцательной тишине.
Надвигается шумное зрелище,
Идиллия (безмятежность) подходит к концу.
18
О, если бы ты мог молчать, я бы тебе
Открыла Книгу Судеб,
Я позволила бы тебе увидеть более поздние времена
В моих волшебных зеркалах.
19
Что я смертным людям никогда
Не показывала, я хочу тебе показать:
Будущее твоего отечества -
Но, увы! Ты не можешь молчать!"
20
"Боже мой, о, богиня! - вскричал я восторженно, -
Это было бы для меня величайшим удовольствием,
Позволь мне увидеть будущее Германии -
Я мужчина и я смолчу.
21
Я хочу тебе дать любую клятву,
Какую только ты пожелаешь,
Чтобы гарантировать тебе мое молчание,
Скажи, как мне поклясться?"
22
Но она ответила: "Поклянись мне
Способом отца Авраама,
Как он Елиезера заставил поклясться,
Когда тот отправлялся в путь (чтобы привести жену для сына Авраама).
23
Подними одеяние и положи руку
Здесь внизу на моих бёдрах,
И клянись мне молчать
В речах, устных и письменных!"
24
Торжественный миг! Я был
Словно овеян дыханием
Древности, когда я давал клятву
По старинным патриархальным обычаям.
25
Я поднял одеяние богини
И положил на ее бедра
Руку, клянясь молчать
В речах, устных и письменных.
KAPITEL XXV
1
Die Goettin hat mir Tee gekocht
Und Rum hineingegossen;
Sie selber aber hat den Rum
Ganz ohne Tee genossen.
2
An meine Schulter lehnte sie
Ihr Haupt (die Mauerkrone,
Die Muetze, ward etwas zerknittert davon),
Und sie sprach mit sanftem Tone:
3
»Ich dachte manchmal mit Schrecken dran,
Dass du in dem sittenlosen
Paris so ganz ohne Aufsicht lebst,
Bei jenen frivolen Franzosen.
4
Du schlenderst dort herum und hast
Nicht mal an deiner Seite
Einen treuen deutschen Verleger, der dich
Als Mentor warne und leite.
5
Und die Verfuehrung ist dort so gross,
Dort gibt es viele Sylphiden,
Die ungesund, und gar zu leicht
Verliert man den Seelenfrieden.
6
Geh nicht zurueck und bleib bei uns;
Hier herrschen noch Zucht und Sitte,
Und manches stille Vergnuegen blueht
Auch hier, in unserer Mitte.
7
Bleib bei uns in Deutschland, es wird dir hier
Jetzt besser als ehemals munden;
Wir schreiten fort, du hast gewiss
Den Fortschritt selbst gefunden.
8
Auch die Zensur ist nicht mehr streng,
Hoffmann wird aelter und milder
Und streicht nicht mehr mit Jugendzorn
Dir deine ›Reisebilder‹.
9
Du selbst bist aelter und milder jetzt,
Wirst dich in manches schicken,
Und wirst sogar die Vergangenheit
In besserem Lichte erblicken.
10
Ja, dass es uns frueher so schrecklich ging,
In Deutschland, ist Uebertreibung;
Man konnte entrinnen der Knechtschaft, wie einst
In Rom, durch Selbstentleibung.
11
Gedankenfreiheit genoss das Volk,
Sie war fuer die grossen Massen,
Beschraenkung traf nur die g'ringe Zahl
Derjen'gen, die drucken lassen.
12
Gesetzlose Willkuer herrschte nie,
Dem schlimmsten Demagogen
Ward niemals ohne Urteilspruch.
Die Staatskokarde entzogen.
13
So uebel war es in Deutschland nie,
Trotz aller Zeitbedraengnis –
Glaub mir, verhungert ist nie ein Mensch
In einem deutschen Gefaengnis.
14
Es bluehte in der Vergangenheit
So manche schoene Erscheinung
Des Glaubens und der Gemuetlichkeit;
Jetzt herrscht nur Zweifel, Verneinung.
15
Die praktische aeussere Freiheit wird einst
Das Ideal vertilgen,
Das wir im Busen getragen – es war
So rein wie der Traum der Liljen!
16
Auch unsre schoene Poesie
Erlischt, sie ist schon ein wenig
Erloschen; mit andern Koenigen stirbt
Auch Freiligraths Mohrenkoenig.
17
Der Enkel wird essen und trinken genug,
Doch nicht in beschaulicher Stille;
Es poltert heran ein Spektakelstueck,
Zu Ende geht die Idylle.
18
Oh, koenntest du schweigen, ich wuerde dir
Das Buch des Schicksals entsiegeln,
Ich liesse dir spaetere Zeiten sehn
In meinen Zauberspiegeln.
19
Was ich den sterblichen Menschen nie
Gezeigt, ich moecht es dir zeigen:
Die Zukunft deines Vaterlands –
Doch ach! du kannst nicht schweigen!«
20
»Mein Gott, o Goettin!« – rief ich entzueckt –,
»Das waere mein groesstes Vergnuegen,
Lass mich das kuenftige Deutschland sehn –
Ich bin ein Mann und verschwiegen.
21
Ich will dir schwoeren jeden Eid,
Den du nur magst begehren,
Mein Schweigen zu verbuergen dir –
Sag an, wie soll ich schwoeren?«
22
Doch jene erwiderte: »Schwoere mir
In Vater Abrahams Weise,
Wie er Eliesern schwoeren liess,
Als dieser sich gab auf die Reise.
23
Heb auf das Gewand und lege die Hand
Hier unten an meine Hueften,
Und schwoere mir Verschwiegenheit
In Reden und in Schriften!«
24
Ein feierlicher Moment! Ich war
Wie angeweht vom Hauche
Der Vorzeit, als ich schwur den Eid,
Nach uraltem Erzvaeterbrauche.
25
Ich schob das Gewand der Goettin auf,
Und legte an ihre Hueften
Die Hand, gelobend Verschwiegenheit
In Reden und in Schriften.
***********************************
ПОЯСНЕНИЯ К ГЛАВЕ XXV
Катрен 5
Сильфида – (перен.зн.) Об изящной, с лёгкой фигурой женщине.
Катрен 7
Останься в Германии, скоро поймёшь* - Розовые перспективы, которые вслед эа этим предложением сулит поэту Гаммония,—это те надежды, которые окрылили немецкую буржуазию после вступления на престол (1840 г.) короля Фридриха-Вильгельма IV. Либералам казалось, что в Германии наступила политическая «весна». Но надежды эти не оправдались, конституции король не дал, все осталось по-старому. Лично Гейне в эту «весну» не верил с самого начала и в ряде стихотворений осмеял легковерность либералов.
Катрен 8
Гофман* - гамбургский цензор с 1822 по 1848 г.
Катрен 16
Уж гаснет поэзии дивный огонь* - В уста Гаммонии Гейне здесь вкладывает презрительное отношение немецких консервативных кругов к политической поэзии 40-х годов, в публицистичности которой усматривалось падение так называемой «чистой» поэзии.
И "Чёрный король" Фрейлиграта*. – ранняя поэма Фрейлиграта. (Ге;рман Фердина;нд Фре;йлиграт — немецкий поэт, переводчик; выдающийся представитель революционной поэзии 1848 г.)
Катрен 22
Ельязар* - Елиезер — раб-домоуправитель библейского патриарха Авраама.
Той клятвой* особою строгой – Авраам, полагаясь на Божие обещание, сказал рабу своему, управлявшему домом его, чтобы тот торжественно поклялся привести жену Исааку из родной земли патриарха, лежавшей километрах в семистах от места их тогдашнего обитания. Давая клятву, Елиезеру следовало положить руку под бедро Авраама — в знак того, что, если он клятвы не выполнит, то дети, которые родятся от «чресл» потомков Авраамовых, отмстят потомкам Елиезера.