Наркоманы – это кто такие? Ксюша, почему до сих пор хочется снова услышать эту проклятую фразу «контроль, погнали», что со мной не так? Неужели так будет всегда? Почему маленький мальчик герой Чингиза Айтматова из одноименной повести так и уплыл к желанному «Белому Пароходу», которого не существовало? Что это за страсть уходить, бежать непреодолимо к искомой воле, которой не существует в реальности? Это болезнь, в которой мгновения переполняют время и пространство и разлетаются тысячами осколков, солнце во всю раскрывает грудную клетку, и Тишина… Но разве я хочу покоя? Мы – непримиримые с любой реальностью, максимально запрограммированные, чтобы рушить все вокруг, ЧТОБЫ НЕ ЖИТЬ В ЭТОМ МИРЕ. (Сам капс лок случайно включился)) Мы все – самоубийцы. Мы – жаждущие познать смерть в самых глубоких ее проявлениях. Мы должны отчаянно уходить, вопреки всему, даже если не знаем, куда. Никогда нам не понравится мир, в котором мы живем, просто потому, что это дано. А я хочу того, чего нет, не бывает, даже книжку такую «случайно» нашла в отделении гнойной хирургии, когда попала туда с третьим абсцессом («То, чего не было» В.Ропшин и Б.Савинков). А еще – «Испытание Чудом» монахини Евфимии (ну как можно было положить такую необыкновенную книжку в отделение к наркоманам?). Какого Чуда я жду, Ксюша?
Давно написалось само, сейчас само вышло в памяти:
Я уйду как погаснут свечи
Я уйду как засеют рожь
Я уйду как и все на свете
Только в мир уйду не с тобой
Я уйду где плачут безмолвно
Я уйду в родниковый лёд
А коль выстоишь на пороге
Утеку в барбарисовый мёд
Я уйду в листовой, ничейный
Черный байховый на пруду
Ухожу в бесконечно светлый
След крыла на моем суду
И в ночи закричу: Отпусти меня
Отпусти, я уже не здесь
Но проплачут стрелки винтажные
Ты сама отпусти, занавесь…
Но как отпустить, если так люблю боль, она перерождает, наполняет все существо, без нее уже скучно, пусто, никак. Как не захотеть уходить, если мир сделан неправильно, не так, верней слишком правильно, слишком «нормально», а это как? Мы ж сквозь стены ходим, нам не нужны ключи, чтобы укрыться от живых в подъезде. Изгои, непонятные, ушедшие в безвременье, В СВОЕ ИНОЕ ВРЕМЯ, иное Чудо мучает их свет, но свет то есть.
Я была на реабилитации и когда хотела комфорта и чай, мне его не давали, а когда поняла, осознала, что вот оно счастье, в этом намоленном доме без всяких изысков и вкусностей, где в людей верят изо всех сил и пытаются спасти каждого вруна и потеряшку, по особенному относятся к особенным детям, выуживают остатки хорошего и так часто не замечают нечестностей, дефектов, изъянов, меня вдруг отпускают, как ножем отрезают от этой Вселенской Любви и участья, заботы и бросают на мягкую кровать, благоухающие простыни, кофе и чай в достатке, хочешь – деньги, живи не хочу, а я не хочу! А мне стыдно теперь! И больно. И чувствую себя набухшим наростом, мешающим всему живому и красивому, обузой, тяжеловесным увольнем. Во мне Бог растет, оживает, он – Живой, я с ним говорю. Он обрастает меня, обволакивает, о каком комфорте теперь может идти речь! Я теперь знаю об этой беде, мне теперь важно, что будет с каждой из этих девочек в центре, они для меня перестали быть просто чужими, они все теперь близкие, такие же как я, поломанные, страдающие, они обрели каждый свою теплоту, которую я зачем-то знаю. А я что могу, селедку то под шубой пока не могу на завтра оставить, весь тазик исчезает молниеносно. Больно. От бессилия. Он встает вот здесь необъятный до мурашек, даже вот дверь прикрываю после перекура тихо-тихо, чтоб не потревожить его. Ты ведь все это знаешь, понимаешь. Помоги мне, научи так действовать, чтобы все вот так ощутили Его, Зина говорит, нужна тотальная вовлеченность. Как научить верить, чтобы не было невыполнимых задач, боли, отчаянья, чтобы мы не умирали от наркотиков так глупо.
Вспомнила Гуго фон Гофмансталь:
Но иные все же умирают
Там, внизу, под плеск тяжелых весел...
А другие у руля, высоко,
Знают птиц полет и звездные страны.
Я думала, что от наркотиков умирают только по телевизору, как-то понарошку, кто-то другой, актеры, а они как начали умирать, молодые, красивые, веселые, вот только выпустился из реабилитационного центра, уже нашли в подъезде с передозом. Помощник консультанта, спикерскую провел и поехал работать в другое место, а нет, нашли мертвого в квартире с другом, оба от передоза. И вот когда уже знаешь, о ком конкретном речь в этих сводках, тогда мне вдруг стало ясно, от этого на самом деле умирают. Не на войне, как в красивых историях о геройских подвигах, а просто на балконе в непотребном виде. Вчера мальчика увезли из центра на суд, а там сразу наручники и на 3 года, девочка уже сидит где-то надолго, которая вместе со мной проходила реабилитацию. Но никакие известия о смертях, больших сроках заключения не останавливают бегущего по кругу своего ада за следующей дозой, он следует за дозой и кричит: «Дайте мне наркотиков, наркотиков, наркотиков! Дайте мне наркотиков, наркотиков, наркотиков» И один он бессилен. Один человек обречен на поражение, как бы он ни старался. Нашла дневник 3-летней давности: там список из того, что я потеряла за год и цель – вернуть, в планах: бросить наркотики, алкоголь, курить и расстаться с Кириллом, вернуть родительские права на детей, возобновить музыкально-поэтические вечера, опубликовать сказы о Тальков Камне, писать книги, купить холодильник (я даже его продала на наркотики). Без реабилитации я бы не справилась, я оказалось бессильна перед зависимостью. И только это признание помогает мне перестать уходить, я начинаю проживать всю боль и утраты, боли будет еще много, но я уже хочу жить.