Протокол обновлён", — третий час вещает четвёртому,
своему близнецу однородному.
В перстня;х из осок,
в венке из кувшинок
лежу,
коряга впилась в глаз,
лоскутная струится кожа —
легко от мышц оторвалась,
а мимо плавают:
прохожий — раздутый, чёрный, вниз лицом,
и эта рыба непростая
с икорным толстым животом.
Бесплотный час на рыбьих рёбрах
поёт,
что каждый здесь немой —
не жив,
воссоздан он из кости
остановившихся времён.
У снулой рыбы круглый год,
с икрой приходит обновленье,
мир тужится, ещё мгновенье
и рвётся временной живот.
А я икры не родила —
лежал живот на животе,
но против правил — я в воде,
а у воды свои дела:
секундой клеить дырки суток,
минутой больший промежуток,
латая непрерывность мира —
взрыворождённого кумира,
и тем людей сводя с ума.
Правила есть у горы, у меня был — ты,
но верёвка, камень — это против правил.
Раки
с глазами святых
мои обгладывают пальцы,
а после ангелов своих
подбрасывают в лунных пяльцах
Ты-дых, ты-дых, ты-дых, ты-дых.
Луна мне, бледной, говорит:
"Послушай! Песню песнь молитв:
Вода — живые, мёртвые — пена,
а тот, кто главный — над пеной слева,
он добрый, он его простит".