По отношению к тебе я не могу
ничего более, кроме как любить
и представлять себя античным вором,
тревожащим в зловещих сновиденьях
загробные пределы, где, наконец,
вчера мы встретились...
Ты выглядела лет на двадцать пять и
восседала на причудливой кровати,
стиль коей я до этого не видел -
смесь итальянского барокко
с сопутствующей вычурностью
и нечто от друидов, модернизировавших
с помощью неструганных коряг сей одр.
Вокруг тебя лежали толстые журналы,
один из них твоё вниманье поглотил.
"Аквариумистика" - прочёл я на обложке.
"Задачник по тригонометрии" и
"Алхимическая кулинария"... Пристрастия,
которых я не замечал в тебе при жизни.
Мне захотелось взять один из них,
перелистать, узнать, кто издавал,
какой тираж? Но техстраница
была, как снег, бела.
За шторкой, что висела в двух шагах левее,
раздался свист, похожий на сигналы чайника...
Мгновение спустя ткань дёрнулась,
и взор мой помутнел от изумления:
с дымящеюся чашкой в лапках предстал
кузнечик ростом с человека:
- Мадам! Ваш чай.
- Спасибо, ангел мой! - ответствовала ты, -
скажи, когда уже мне можно будет
выходить на воздух?
- Когда закончится сезон дождей метеоритных,
мадам. Я понимаю, скучно вам. Но завтра, обещаю,
связисты наши здесь поставят телескоп.
Отладят видимость с хорошим разрешеньем.
И трафик будет безлимитным, как у всех,
чтоб Землю лицезреть могли вы без проблем.
И тех, кого оставили на ней...
Я понял, что для них невидим
в трёхмерности своей.
Но удручён был вовсе по другой причине -
я забыл, как меня зовут!
Для себя я стал неизвестным.
А для них был невидимым.
Осознание запертости между
собственной незнамостью
и незримостью для прочих
привело к рождению вопроса:
не прелюдия ли это... той самой смерти,
о которой так часто я думаю и пишу,
доводя себя до пафосного истощения?
У тебя всё хорошо - библиотека с
экзотическим чтивом, кузнечик на
посылках, телескоп в перспективе
с видом на Землю...
А что у меня? Ковидная Родина, катящаяся
в преисподнюю на долговой телеге.
Стопка неоплаченных счетов по ЖКХ,
гора немытой посуды на кухне,
объект, который надо к Новому году сдать,
хоть кровь из носу...
И нестерпимое желание написать
о тебе книгу при минимальном сне
по ночам. Если я всё это сумею, успею,
погашу, сдам и оплачу, мы сможем вместе
глядеть в телескопический окуляр,
радуясь или огорчаясь за всех тех,
кого оставили на Земле...