Вот и хороший повод поблагодарить за возможность
родиться в двадцатом веке.
За возможность увидеть
береговую линию истории,
за возможность сойти на переполненные перроны,
медленно пустеющие, затихающие.
Как не поблагодарить за повод
писать бумажные письма,
безнадёжно зависеть от нерасторопности почтальона,
ощущать замедленность календаря,
его женскую точность.
Как не поблагодарить за это особое чувство времени,
измеряемое количеством прочитанных за вечер
страниц.
Как не поблагодарить за пространство,
твёрдо очерченное карандашом, как детский кулак
с зажатой пуговицей.
Фигуры тех, кто прошёл сквозь большие войны и потрясения,
стоят у окон, прощаются
с мраком, будто с умершим соседом.
Кто кого пережил, кому выпала эта сомнительная
удача – смотреть, как обряжают на кладбище
умершего врага.
Светлые фигуры детей двадцатого века
растворяются во мраке, словно фигуры путейщиков,
провожающих ночь.
Поезд прибывает на утреннюю платформу.
Утро приветствует всех, кто сошёл по пути,
соблазнился фонарным сиянием за большими деревьями.
Утро приветствует всех, кто сходит на конечной.
И только радость остаётся.
И только отчаяние.
Только переплетается волглый туман
с невесомым словом.
Будь со мной, музыка улицы.
Будь со мной, чувство победы.
Чувство справедливости.
Чувство ритма.
(Перевод с украинского)