И я, Иоанн, увидел святый город
Иерусалим, новый, сходящий от Бога
с неба, приготовленный как невеста,
украшенная для мужа своего.
Откр.21:2.
И снидет светлый град на пепелища,
на скопища руин, на смрад трясин,
и перепуганное стадо нищих
возденет руки: «Господи, спаси!»
Да примешь их, Творец, в свои объятья –
в сияющие золотом дома,
как агнцы кроткие там будут как братья,
осанной наполняти закрома.
Где древа жизни запестрят в канавах, -
пей и живи, ешь и живи во век
в великолепии цветов и славы
всяк божий раб, но уж не человек.
И потечёт, прости меня, Всевышний,
однообразье песенных хвалеб
так выспренно, так далеко от жизни,
что горек станет и господень хлеб.
Но мальчик чей-то, ангелов пугаясь,
найдёт однажды книги о былом.
О, что ему псалмы для попугаев,
когда заплачет он, поникнув лбом?
В твоем разрекламированном крае,
в раю без рафаэлевых мадонн,
где грусть Шопена вдруг не заиграет,
где стих есенинский не разрешён.
И повторится ход веков с начала,
с начала слова о простой любви.
Не для богов восторги и печали.
Ты этого мальчишку не лови.