Огромной ночью я очнусь от дрёмы: в глаза ворвутся громы и погромы. Во тьме заклятой полицейской грудой, взнуздавши даты, постучатся люди. И кто-то плетью стеганёт начало тысячелетий скорби и печали; тысячекратий рупий и динаров, и буду брать я меры эти даром. И с тем, что было в поднебесном мире, я, будто мыло, заскольжу в квартире. И крикну, каясь в коммунальном чреве, что жаркий хаос черпает мой череп, что зря горели города и годы, что всплеск форели льёт златовороты. А мир – бескрайний! НО ВОПИТ О ЧЁМ В НАС КРОВОПУСКАНИЙ МИРОВЫХ НИКЧЁМНОСТЬ?
А-а-ах, вечность ночью, просучась сквозь сито, тысячеочья поднесёт: «Носите».