В Чамьюве примечателен окраинный тот холм,
Где бурьяном зарос отель в руинах.
"Натурланд" наблюдается осенним жарким днём,
Рассыпавшись на каменных перинах.
Заброшен почти девять лет. Пустые корпуса
На сосны смотрят окнами печально.
Дорожки сдались времени. Слышны лишь голоса
Немногих потных сталкеров нахальных,
Что как и я заглядывают в пыльные углы
Бунгало, фермы, в грязные бассейны.
Внизу на входе в зданиях полон оглохшей мглы
И мусорные княжества ничейны.
Ржавеют рельсы и вагоны брошенных дорог,
Что некогда детишек развозили.
Про зданье на вершине позабыл, наверно, Бог,
Ведь духи запустения в нём жили.
Покинуты и залы, и театр, и ковчег,
А статуи зверей с немым укором
Стоят в опавшей хвое, собираясь на ночлег,
Слегка прикрытый ржавеньким забором.
И битого стекла везде толстенные ковры,
Торчат клыками трубы, арматура.
Ветшают крыши, трескаясь от приступов хандры,
И молча распадаются скульптуры.
Обвит гигантской гусеницей, так стоит отель,
Разваливаясь, ожидая сноса.
Познал он разрушение в течение недель,
Пока его в суде делили боссы.
Сорвал на ферме кактус я - вот, дома посажу
Зелёную частичку великана.
О коме его в рифмах я неспешно расскажу...
А сам отель почти достиг Нирваны.