Неоконченный рассказ рыцаря печального образа

Владимир Логунов
«Откуда вы всё это знаете?..»

Нашёл в интернете…
Собственное малое… русский и эстонка по Горькому и собственная история
Домыслы и предвиденье…
Где жил?.. Чем?


        Ну, это понятно, что в наше циничное такое время о рыцарях, да ещё и печального образа, говорить смешно и неуместно. Крутые в наше нелёгкое время крутят, оглядываясь и подыскивая жертву, своими бритыми наголо головами. В мозгах потрескивают телевизионные стрелялки и блестит, словно пролитое на клеёнку молоко, обида или зависть к наворовавшим богатство с крапинками самозащищающего самооправдания, что то, богатство этим… ещё боком вылезет.
       Некуда спрятаться от очевидности, от того, что ты никто, никчёмный слабак, что тебе претит даже думать о чём-то возвышенном, а не то, чтобы делать что-нибудь стоящее, поднимающее тебя в глазах жены и соседей. Некуда деться от сознания, что уже ничего не исправить никогда, время дележа общака ушло, да и не хотелось бы однажды ощутить себя этим самым – крутым, тупым, бессовестным и страшным. Остаётся сопли жевать. И дни текут, и в глазах уже сына немой пока вопрос: а чего ж ты не разбогател, как другие? Почему кому-то, а не мне дорогие игрушки, учёба в Англии, и … ну хотя бы в подарок к будущей свадьбе квартира в городе, авто-иномарка?..
      
       В интернете в «Одноклассниках» фотографии: левый профиль, правый профиль, анфас с бесстыжими глазами, фигура в дорогих материях… за ломящимся от закуси столами… с подругами и другарями (очень часто бритыми наголо)… на фоне Эйфелевой башни, нет, пардон, на фонах Мёртвого моря, верблюда в Египте, фонтана в Германии, пальмы возле отеля, ну, на самый худой конец клумбы с цветами в собственном гадюшнике – процветание в мире достатка и надутых резиновых бассейнах. Всё, что достигли, чёрт возьми. Разве худой простотой похвалишься? И безлико слепят фасады Санкт-петербургских фасадов, и кажут злорадные фиги снимки интерьера в богатом доме или, к примеру, в корейской гостинице… И слепят уже однообразные лица, за которыми гран смысла и общепринятая умственная убогость…
     И вдруг… тоска на красивом лице. И развёрнуты чуть пополневшие плечи. И нет никаких задних планов, потому что глаза… глаза притягивают и вбирают кричащей загадкой. Ты, смотрящий из ниоткуда, остановись, и прими меня, пойми мою грусть… Ты, один из многих, вобщем-то безразличный мне и, скорее, негодяй, циник, каких я уже перевидала, притормози раскат свой бурной слепой жизни и рассмотри… Моё горе родилось не сразу.
      Я ведь была маленькой девочкой, когда меня из Киева привезли в Воркуту, город за Полярным кругом, где заключённые возле угольных шахт строили свою жизнь. Да, они рисковали под землёй в забоях, очень рисковали. Каждый день мужчины так и не привыкли спускаться в страшное чрево земли. Каждый день женщины, их жены и матери, так и не привыкли провожать, и страшились подумать, что, может быть, видят в последний раз. За это – заработки. И больше тем, кто оставался сверху, потому что надо было выбиться из серых рядов и оказаться наверху. Этим самое житьё. И красивые женщины, и дорогие автомобили, и законное место среди избранных суетой.
    Вы читали сказку Андерсена о гадком утенке? Это про меня… - рассказывали дальше глаза на фотографии из «одноклассников». Не будем про невесёлое, в одночасье однажды я превратилась в лебедя, точнее в лебёдушку. Хоровод из поклонников, который с годами взрослел вместе со мной. Потом… работа на подиуме. Я уже поняла, что красота – это товар, но поначалу воспринимала её, как данность, как кожу на лице, как естественную пластику движения рук… которые, кстати, сегодня и навсегда, ибо они присущи мне от природы. Зависть колола, но не больно, можно было переносить, как сознание платы за красоту, как сочувствие к обделённым. Мама любила и желала мне добра, тревожилась за меня. Замуж я вышла за сильного ухоженного мужчину, который был влюблён в меня, который ничего кроме меня не видел. Нет, он был состоятелен где-то там, он быстро вместе со мной создал мой уют, мы родили сыновей… Поначалу он совершал всё, что совершал, во имя меня… потом… он уверился в себе ещё более, чем прежде, и в этой его уверенности я стала всего лишь частью, частью его целого. Наверное, это жизнь, это резонно, когда проходит первая волна чувств, и всё дело в том, что за первой обязательно приходит вторая, третья… Роли перераспределяются – вот только… душа в нас у каждого одна, она не меняется, она вынуждена приспосабливаться к новым реалиям. Почему любовь невечна? Почему сердце сжимает тоска по тому, что было? Почему мы себе очень часто не хозяева?
     Грустные глаза были неподдельны. Нельзя подделать понимание невесёлой очевидности. Но как они оживляли, красили лицо. Можно было, глядя на образ, думать о ней, о себе, молиться. Можно было выдумывать её и своё счастье. Нет, не о совместной взаимной любви речь, -  о печали несбывшихся возможностей, о том, чего заслуживает она и не получит. О себе, хлебнувшем своё лихо, и вроде бы заслужившем право помечтать… о хорошем, светлом.
     За окном катилось лето. Июнь, когда всё своё хорошее лето только ещё обещает. И тепло, пришедшее в северный край на минутку, кратким, но ярким обманом, нежит нереальным обещанием, что будет длиться вечно, что больше не уйдёт никогда.