Хотя любви, и в то же время,
один Аким, наш современник,
боясь и это получить,
ворочаясь в глухой ночи,
раздетым чуть, не до нага,
и волосатая нога
торчала как шлагбаум трассы,
кровать стояла на террасе.
Поодаль стол, скамья, и тени,
перебираясь из мгновений,
поближе к ложе, где Аким,
ни жив, ни мёртв, всегда таким,
вот если засветло, но вечер,
уже был тьмою обеспечен,
и тени, прыгая в кровать,
Акима дабы обнимать,
внезапно как то спотыкались,
хотя любви и не боялись.
Да вот нога, волосья рыжи,
не подобраться к телу ближе,
причинным место скрыто тканью,
обои были под геранью,
герань в горшках, висящих просто,
необитаемым бы остров,
терраса же пристройкой к даче,
Аким не спал пока что значит.
А на краю деревни хутор
был одиночеством укутан,
над хутором луна блестала,
и Патрикеевна мечтала.
Созвучий лучше не бояться,
желая звуков, рассмеяться,
страдания любви не лишним,
и времена ещё не вышли.
Любовь естественно ретива,
и Патрикеевна красива,
влюбиться что ль в Акима вдруг,
признав того за ближний круг,
да только рыжий, не брюнет,
какой с него сейчас корнет.
Нога его шлагбаум трассы,
и весь он рыжий на террасе,
любви боится, глупый сыч,
кюар ему, и спида вич.
Собака лаяла не громко,
прохожий тихо шёл с котомкой,
не ворог бы, рычала псина,
не злобно всё ж, а так, невинно.
Хозяйка хуже, ой хитра,
с такой лиса бы обмерла,
ей что собака на цепи,
что крестик медный нацепить..
.