***
Тем, чьи глаза короны горячей,
капканом дымным ног не уязвить,
кустарником глазных не ранить гнезд.
Старался, где тепло, черпал ручей,
к челу тянулся проволоки свить –
и только я протуберанец нес.
За всех один в динамик нарычал.
Один войду в парадный городок,
фундамент на поверку ковырну.
Не за тебя ли – грудью на рычаг –
последний замолчал радиодот,
сонату проиграли, как войну?
Кинь горсточку запалов низовых,
оговори, чтоб не стряхнули чар,
чтоб грызли – по сусекам побирались.
Я просыпаюсь раньше часовых.
Мне голос из горячего ключа
сказал, что я один – протуберанец.
***
Иди смотреть
за камеру пуховой тишины
за полдень
за плечи обнесенного поселка
за горизонт
как без тебя
всё малое помяло в снег
и головы рогоза взорвались
впитались без тебя
и вытаяли сетью рыболовной
горели без тебя
проткнулась новая осока
поела гарь
и созревала новой головой
и так спокон пока бежит орбита
до той поры пока лучами будит
до морока
покуда
без тебя
***
В тихую сушь досветла храпи же
росчерки чижиков нижний гон
здравствуйте! – щелкали в мертвой пижме
пошел огонь
встань в ее реку стань ее кормом
сгинь едва глаза оторву
дыши ее пеплом иди ее горлом
гляди в ее трубу
после – на пройденной полосе
трогаешь перья угли грызешь
поровну всем поровну всем
руки шире – не унесешь
торг миновал – решено-заметано,
как спасаться, когда она
где укрыться, когда глотнет она
черная та волна?
а чаялось, чтобы леса внагиб,
трава штормовая, чижи отарою.
мы будем хлопья ее пурги.
танцуй-не надо, держи-дарую.
и нами нагруженный воздух сер
и вечером – серая пыль на всём
поровну всем поровну всем
руки шире – не унесем
***
А учил меня войлок – такая лиса:
не ходи – порт-фаянс ощетинил стилеты,
из ладошки не пей, не дыши без лица,
не рули против леты,
перьевой самописец к нулю отлистай,
и уключину правую дымом ольховым
окури, чтобы рыбы не чуяли сталь,
и командуй походом
Всё одно я не слышал, когда налегли,
крепежи развязали, расклинили барку.
мимо ребер моста, мимо вас на мели
я иду на рыбалку.
настоящая лета, что вышибла нам
без труда без волненья без шахтного шума
два гнезда канонерных – все выше волна,
все страшнее – ты штурман
Да твое оплещи мне рассудок весло
опои успокой череда и мелисса
и меня в рулевое твое ремесло
принимай – я смирился
положи в тишину в колесо родника
где на тросе разлапился якорь понтонный
где темно в плюс четыре и мусор никак
не накружится донный
Зимняя
Коровка божья в зиму притечет,
внесет под ноги самобранку ту.
Недвижных проверяют на тычок,
на зеркальце морозное ко рту.
По финской полосе, в полуцепи,
обняв ружье, отлиться в раме лет
идут, кого закат не усыпил,
и вскоре узнают, что рая нет.
Их глубоки следы через январь.
Их кроличьи ушанки начеку.
А Он следит вполобраза едва
и отрывает ноги по щелчку.
Об алый снег запнулся краевой,
была душа – бежала из ремней.
Был белотканых снайперов Его
все выше хор, и просека прямей,
карельский лес, обрубками суча,
безудержную музыку родит.
О Господи сейчас сейчас сейчас
щекочется букашка на груди
Да ты пребудешь в ауте конца
в полете мерзлоты у края недр
где не найдут свои, и конденсат
не сядет на стекло, и рая нет
***
Та последних времен пена яблочная –
сон, что рыба в руке, что насечка на палке.
Разоренных могил ячея в обезглавленном парке.
Ее муфты кротовые впрок натолкут
за испариной глаз нутряного уюта.
Обрешетки ее на току по морозу куют.
Это суд – на часах ледяная заря.
Эха малого ждет пустота резонанса,
это лица задушенных зрят из-под старого наста,
это целые стекла поют с этажей
неприкаянной лестнице головоломной.
Наготове стволы сторожей по-над новой Коломной
***
начало августа 09, б.Голоустное – б.Коты, кошке Ш
К радиусам этим все следы влекутся.
мы с тобой уедем осенью иркутска
где вращает кубок противосолони
наш надскальный купол в голубом разломе.
спящие ступени малый луч нашарил,
скорый ливень вспенил, обрамил лишайник,
полами закапал путник экономный.
месяц из Байкала уродился новый,
из-под ног умылся молоком варяжьим.
блестками у мыса мы с тобою ляжем
нитью колыбельных на ухо любимым
кедров корабельных сном неколебимым
***
Иркутск - Москва, кошке Ш
Долезу на вертикаль, на край, облакам под хвост,
неслышно, почти ползком, к убежищу тихих зим,
и пальцем проткну картину, и тут засочится холст,
затопает по камням, взревет в рукаве низин.
И резать тому ручью и голени обжигать –
рука занемеет раньше, чем к горлышку дотекло.
Загадывал, отпивая, чтоб к ночи легко шагать,
чтоб порознь скоротечно, чтоб вместе тепло-тепло
За хвойный круговорот на все времена венку,
за тот веди перевал, что дробь сапогам дарил,
кружи, до нутра проникни тем запахом наверху –
на каменных остриях накаленных саган-дали –
и – кадрами распадись: вот – оседланный скальный верх,
вот пробуешь из котла – горячо, и навар уныл.
Вот – сонному мне мигаешь диодом на голове –
седой не от мира луч наступает на валуны
***
На антенные иглы, на башенный слом
чуть минута – и тронет окно акварелью.
Для борьбы были руки слепые узлом,
были губы горячие для говоренья,
перебор букваря
Море, море мое. Удуши, изнури,
обними не меня – целый воздух, отрада,
осязай, как колеблется море внутри,
и колодец ночной, и черту невозврата,
и рогалик ручной
И дышать-надышать рубку маковую.
Только оборвалось, отстоялось, кромешное,
только обручем тычется в руку мою,
на груди неуемное плавится между
не мое не твое
Весь этот цикл был написан в августе 2009 г.