Помню
Севастопольский вокзал,
"Прощание славянки"
на дорогу,
Мне марш тогда
всю душу истерзал,
Тоску и грусть
не вытравить, ей-богу.
Ну, вот, далекий
свист локомотива,
Назад тихонько
тронулся пейзаж,
Команда наша
дружно покатила,
Под стук колес
подогревать кураж.
Практично приготовлены
припасы,
Все знают строго
свой потенциал,
Засунуты резервы
под матрасы,
Чтобы с похмелия
никто не умирал.
В окно смотрели,
провожая молча,
Что мимолетно,
но успели полюбить,
И каждый тихо
думал, себе проча,
Когда-нибудь,
сюда еще, побыть.
Потом, конечно,
отвязались напрочь,
Гитара трынкала
на все лады,
И засыпальную вагону
спели на ночь,
Тактично,
и не встретили вражды.
А по утру, понятно,
подлечились,
Соседям
уступали туалет,
В проходе
деликатно не толпились,
Смирив разгульный
свой менталитет.
Неспешно перекинулись
в картишки,
Решили незатейливый
кросворд,
Переставляли шахматные
фишки,
Вкусив дорожный чай
и бутерброд.
И снова,
без словей и разговоров,
Себя отдельно
каждый занимал...
По мне, в России
множество заборов,
Кто их придумал
и зачем создал?
Про нелюбовь
и про неуваженье,
Страны к обычным
гражданам своим,
Поумалалось
с великим огорченьем,
За Родину мы
все стране простим.
Потом поправ
гордыней униженье,
Чернявую блондинку
заприметил,
Не вот, чтобы
желанье-вожделенье,
Однако, взгляд ее
ответный встретил.
Созданье чудное,
как грация парила,
Светилась в свете
солнечного дня,
В прекрасной нимфе
отчаянно сквозило,
Ведь, я милашка, котик,
возьми меня!?
Она катила одиноко
по соседству,
На бал был я
нескромно приглашен,
Однако, трудно было
упереться,
Я ушлый,
заработал данкешон.
Я в тамбуре
любезничал с вертлявой,
Ну вот и Серпухов,
приехали, вокзал,
И на перроне
в шапке кучерявой,
Меня папаша
приветливо встречал.
Увы, рассказ мой
много пустословит,
Его короче
не могу я изложить,
Мораль печальную,
если кто не ловит,
Катрен последний
позволит пояснить:
В великий век
техничных скоростей,
В какую не отправишся
дорогу,
Такого встретишь
по России всей,
Тоску и грусть
не вытравить, ей-богу...
121120600771