Воровская луна.
Волчья Хаханча-речка
Льды поют с валунами на пару.
Тихо — громче-
Тихо — громче.
Омут без дна.
Пачка светящихся глаз из ущелья.
Ели черные точеные.
Тишина пьяна
и лыжня пьяна.
Качается.
Чаю!
Горячего чаю или водки.
Нет.
Это парит полынья,
клокочущая пеной, как тайменья глотка.
Я устал от скитаний,
Мне давно уже полночь.
С ночными скалами вроде
родня.
Не хочу вспоминать
да и просто не помню
то, что было со мной
и помимо меня.
И уже почти не ухает сердце,
если около кадыка лезвие дня.
И глаза отлюбили
до цвета
серого,
зверея в сугробах и угасая.
Я хорошо понимаю, где грязь и где небо.
Принимаю в себе и небо, и грязь.
Я давно научился
сквозь мутную линзу хлеба
видеть тонких магнитов звездную связь.
Но, к сожалению, мудрость в полночи.
Протоптав за полвека тридцать две тропы,
понял, наконец, что родился в клоповнике
и на жилистой плоти отожрались клопы.
Я один на Хаханче.
То ли вспухла кожа.
То ли стали совсем другими глаза.
Оглянулся — лыжня на медвежьи следы похожа.
Тронул пальцами лоб — ногти стали острее ножа.
Это, значит, пора на огонь.
Ноздри втянут до сердца густой человеческий запах.
И пойду, ковыляя, до первой избы.
Глянул вниз — вот они,
онемевшие в наледи лапы.
Глянул в небо — и вот они, звезды судьбы.