СВОЯ ПРАВДА
Заметки по разным поводам
2016–2017
(Журнал "Волга — ХХI век", № 3/2021)
*
Все пройдёт, останется любовь.
Вы чувствуете это? Предощущаете всем своим духовным опытом, что так и будет?
*
Чтобы слышать музыку, надо изрядно пожить на свете.
В качественном смысле. Чтобы слышать стихи – может, ещё больше. Да, ещё больше.
*
Есть у Рубцова стихи, к которым не подступишься с интерпретациями, так страшно что-то не то сказать, выделить одно и не охватить другое, вообще снизить планку восприятия из-за необходимости передать невыразимое. А есть и такие строчки, которые ставят его в досадный ряд обыкновенных, а на фоне его же самого – так и просто поверхностных, нарочито разбитных поэтов.
Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.
И ещё пара десятков стихотворений может быть названа: про воробья и зайца, разбойника Лялю и петербургские трущобы, тралфлот и продажу фиалок. Но, к счастью, и в них улавливается непередаваемое очарование рубцовской музы. Даже вот в этом заезженном и оказавшемся самым доступным для широких масс:
Я буду долго
Гнать велосипед.
В глухих лугах его остановлю.
Нарву цветов
И подарю букет
Той девушке, которую люблю.
Правда, написано это поэтом в ранней молодости. Впереди у него было ещё целых девять лет для настоящих шедевров. Всего девять лет…
*
– Не стало страны, устремлённой к социальной гармонии и гуманизму, начал сыпаться и остальной мир – будто увидел, что утопична даже элементарная его целостность, а не то что духовно-нравственные устои.
– Скажи ещё – скрепы.
*
Бога надо воспринимать прежде всего как Спасителя. И тогда не будешь бегать по задворкам религий, увлекать свой ум реинкарнациями, постигать какие-то там незыблемые природно-космические законы – и при этом всё больше не понимать, что такое благодать, не улавливать её дуновений и обнадёживающих, укрепляющих душу знаков.
*
Специалист по свету и тени – это не художник, а священник.
*
Ах, как старательно письменница Забужко проводит мысль о недопущении в детские умы классового понимания действительности. То есть вот ты, мальчик, живёшь в каморке, а твой сверстник – в палаццо? И что! Не это главное. Главное, чтобы ты смотрел вокруг воспитанным, уветливым, глубоко умиротворённым взором. Тянул свою лямку и не мешал Плохишу выцарапывать из тебя жизнь с самого нежного возраста. Потому что это называется – свобода! Вожделенная и нелукавая.
*
Герои в убогой обстановке – и фильм уже теряет в привлекательности.
Американцы давно это поняли. И в кино, и в жизни.
*
В Париж, а в нём было шесть миллионов населения, вошли без единого выстрела.
Ничего не напоминает?
*
– Материя – застывшая мысль Бога.
– Сказано броско, но вряд ли для него это комплимент.
*
Всё предопределено. И лучше сосредоточиться на крупицах радости, которые тоже есть в этой предопределённости. Сосредоточиться, конечно, настолько, насколько получится. А тут уж у каждого свои нервно-психологические возможности. Jedem das seine, как сказано не нами.
*
Имперская культура в восходящих потоках русского духа – это Пушкин, а в нисходящих, утягиваемых вниз чужеродной всеядностью и площадным демократизмом, – Маяковский.
*
Далеко не каждый знает, а может, и никто не знает, кто он на самом деле. Это выяснится лишь при последнем суде.
*
– Раньше и впрямь надо было больше сочинять, а теперь всё-таки пишут – свободно, близко к жизни, а может, и к душе.
– Только с какой стороны ближе? Явно же – с задворочной, а не лицевой.
*
Мать и отец ушли – жизнь будто ужалась. Потому что своей, развёрнутой и полновесной, не создал? И то, что написал три с половиной десятка лет тому назад, застаёт вдруг ещё более растерянным, чем прежде:
Ничего тревожащего вроде –
Всё полно привычного значенья.
Вон отец и мать на огороде
Жгут ботву во мгле передвечерней.
Пасмурна осенняя погода,
Пасмурны задумчивые лица.
Дым над опустелым огородом,
Расстилаясь понизу, клубится.
Дым как дым – и сладок он, и горек,
Прожит год – и дым плывёт над пожней.
В приглушённом дальнем разговоре –
Ничего особенного тоже.
Бродит месяц в облачных просветах,
И звезда глядит из-за плетня.
Позову – и не дождусь ответа…
– Мать, отец, вы слышите меня?!
*
«Деревенская» литература говорила с душой русского человека, да и человека вообще любого; а у Морозова её нет, этой души, или она чуть отморожена; ему бы только «дела», «прогресса». Но ведь есть и другие измерения бытия, другие ценности, нежели те, которыми этот критик нашпигован, как окорок чесноком. Ещё один перестройщик? Герцен из Новокузнецка? Где пытаются ковать для России очередное новое счастье.
*
– Читал ещё в девяностые. Все равны у какой-то разновидности инопланетян. Получают достаточный минимум и рядовые, и руководители. А мотивацией к производительному, творческому труду служит любовь к ближним и Отечеству. У нас же за мысль о социализме, причём социализме с человеческим лицом, скоро срок будут впаивать, лишь бы паразитам жилось вольготно. «Неправильных» уфологов, говорящих о далёких, но подлинно высокоразвитых, то есть социально справедливых цивилизациях, и тех заткнули.
Ходу в СМИ им уже не дают, ты заметил?
*
Ерёмин, профессор, признанный авторитет в области пушкиноведения, слушал, слушал на зачёте моё бурчание по поводу философской облегчённости поэзии «нашего всего» и вдруг с грустью суммировал:
– Вы не любите стихи.
И, наверное, был прав. Стихи в расхожем их понимании не люблю.
Хочу чего-то недостижимо большего в них, мировоззренчески прорывного, а не просто разводов и художеств, пусть и самых ярких.