***
Не продлевают жизнь в тирадах бесконечных,
обменивая жалкий стих на подлинную вечность.
Беспечен стих, который я пишу,
которым я не слишком дорожу,
и отшвырнуть могу как битую посуду,
но делать этого пока ещё не буду.
Сгустились сумерки, и стиснулись пределы,
в которых я своё располагаю тело,
то бишь свой первозданный организм,
где, поселившись, обитает некий «изм»,
что на мои вопросы отвечает
и так меня от прочих отличает,
которым эти «измы» ни к чему.
Я с ними не веду войну
(по крайней мере, Третью Мировую),
но иногда скучаю и тоскую
по недоступным мне фрагментам бытия,
«вещам», к которым непричастен я,
и о которых я так мало знаю –
которые я смутно различаю.
Я чувствую предметов удалённость,
туманность в образах,
пустую отрешённость.
Бессонной ночи взгляд,
открывшись темнотою,
лишил меня последнего покоя
и вынудил писать стихотворение,
что выглядит как акт усыновления.
В нём есть угроза поглотить меня,
и я шепчу: «Коня! коня! коня!
Пол царства за коня!».
Но чем я обладаю?
И где тот конь, что я не оседлаю?!
Возможен лишь троянский жеребец.
Скорее он не конь,
а подлинный трындец.
Читатель!
Видишь ты, что я пишу красиво?
Пожертвуй звон монет всего на кружку пива.
Я слышу этот звон давно со всех сторон.
Мне чётко слышен звон. Но из каких времён?
Что издаёт сей звук? Пиастры и дублоны?
Английский соверен? Флорины? Или кроны?
Я здесь как блудный сын, что вроде возвратился,
вернулся в отчий дом и в доме заблудился.
И мне кричит отец: «Какой же ты смешной!
Теперь тебе трындец, коли прибрел домой.
Иди-ка ты назад, не напрягая слуха,
туда, где царь дурак, ну, а царица – шлюха!»
Но кто подскажет мне, в какую же страну
мне следует бежать? Я что-то не пойму!
***