Овалы лет в стволе веков прочувствовав рукой,
На холм крутой втащил с трудом и
стал тесать лесину.
И с каждым взмахом топора теряя свой покой,
Я божество освобождал из темной древесины.
Так лешие на звон луны выходят из трясины,
Освобождался идол мой из плена хвойных смол.
Сгустился профиль.
Ожила улыбка в ломких линиях.
Не так добра, как я хотел, но это идол мой.
Я помню, ночь была тобой, распутной и святой.
И шорох глаз, и шорох губ, и шорох голубиный.
И мрак из олова литой, слегка подсвеченный свечой,
Мерцал над площадью старинной.
Но исчезал в пространстве иней,
Ты поглощалась влажной тьмой.
Была любовь слепой и сильной.
Не так добра, как я хотел, но это идол мой.
Из пыли пройденных дорог не вылепишь покой.
Я знаю, осень, кровь моя окрашена рябинами.
На перепутьях остывал, как старец у икон,
Но снова шел и травы мял от заморозков синие.
С ветрами шел, холмами шел и долгими долинами.
Я знаю, как цветут снега, и знаю жажду в зной.
Дорога на лице моем написана морщинами.
Не так добра, как я хотел, но это идол мой.
Иду один и никому не говорю: «Веди меня!»
Пусть разум не всегда в ладах с неистовой душой,
И жизнь, которая в ладонь легла тяжелой линией,
Не так добра, как я хочу, но это идол мой.