***
Когда полночный воздух озабочен
сгустившейся ночною темнотой,
я, ею озабоченный не очень,
любуюсь только падшею звездой.
Точнее, не звездой,
а звёздным следом.
Мне путь её таинственный неведом
от пункта Б, сюда, до пункта А,
в котором город спит
и все его дома
уже названья улиц позабыли –
и те, что есть,
и те, что только были.
Погибшая звезда
(которых мне не счесть),
сгорев над городом сожгла, возможно, весть.
А ведь вполне могла её доставить
и рассказать, кто мог её отправить
(вполне возможно, даже весть благую).
Ну, что ж, я терпелив.
Согласен ждать другую.
Не весть.
Звезду, что на меня падёт.
(не дай Бог, это будет самолёт)
Ну, это только, если повезёт!
А, впрочем, всё равно, что там на нас грядёт –
благая весть ли,
каменная глыба.
пусть даже целиком созвездье Рыбы,
а не отдельно жалкая «звезда».
Заметьте, я пишу «звезда» в кавычках.
Кавычки – чёрточки похожие на птичек.
Они трепещут сразу с двух боков.
Пометки для матёрых знатоков.
Я мог бы написать и без кавычек –
издержки техники и магия привычек
хранят в глубинах памяти не в меру долгий след.
Не как звезда.
Которой больше нет.
Такая беспорядочность в делах.
И даже в мыслях полная разруха.
А вот и пропуск … , перерыв в словах.
Такая скука!
У скуки этой странное лицо –
глазные впадины расстались со зрачками,
и рот не говорит мне ни о чём –
ни обнажая зубы,
ни словами.
Когда-то мысль, расставшись с веществом,
настроила себя на поиск смысла в нём –
сосредоточилась безмозглыми мозгами
и, вследствие того, обзавелась ногами.
Я строчку дописал,
и тоже сделал ноги.
Окончен поиск!
Подвожу итоги!
Ищи себя в сумятице дневной
и распадайся в очертанья ночи.
Возможно ты немножечко больной.
Но может быть, больной совсем не очень.
О чём ты хочешь говорить с собой?
О чём хотел бы говорить с другими?
Смотри на город, где зевок ночной
поверхность кровель превращает в иней.
Развешивает иней на ветвях,
чтобы вороны прокричали «Ах!».
Иль просто «Арр!», с потерей буквы «К».
Вот тут меня простите, дурака,
что путает фонемы с мёртвой буквой.
Светает!
Ночь прошла.
И подступает утро!
Рассыпался безбожно в мелочах.
Как будто бы с лукавым сторговался.
Не доктор Фауст.
Но всего лишь прах,
который здесь от Фауста остался.
Он научил меня кривить душой,
стенать и плакать здесь о чём угодно.
Кривляться не за совесть, а за страх,
и не стыдиться, что в одном исподнем,
и даже без,
корёжиться, как бес –
бессовестно,
бесстыдно,
беспардонно.
Как далека дорога до небес!
Как короток бросок до преисподней!
***
Как хорошо, что я нетороплив.
Падучая звезда пересекает полночь
Я, дабы эту ночь хоть чем-нибудь заполнить,
преследую во тьме звезды дрожащий всхлип.