во мне цвела любовь к трем апельсинам
и сок стекал по стеклам прямо ниц,
маньяк следил и было не по силам
играть с ним блиц.
маньяк следил из-за окна напротив,
стоял весь день на лестнице пустой
и нервы были струнами на взводе,
туман свисал завесою густой.
и прямо с крыш спускался вечер снежный,
смотря в окно, не пряча свой оскал,
а я печатала старательно-прилежно,
но кто-то меня вечно отвлекал.
какой-то аксакал манил упрямо,
в экране тая нежно-голубом,
дышал прерывисто и даже рьяно,
и стекла покрывались тонким льдом.
но как же это все невыносимо,
подумала я, вздрогнув в тот же час,
а дерево цвело в тумане синем,
и сверху раздувался чей-то глаз.
и допечатав слово - королева,
я посмотрела искоса в окно,
и разглядела, где-то сверху слева,
монаха в ярко желтом кимоно.
из апельсинов появлялись девы,
из снега вышел - юноша смешной,
те девы были правнучками Евы,
а юноша, когда-то был пашой.
маньяк исчез из вида и из тыла
исчез голубоглазый аксакал,
и лишь луна неистово светила,
и рыжий кот из блюдечка лакал.