Ласточка

Галия Гали
Предчувствие дороги
истомит,
сорвёшься вдаль, куда – ещё не зная.
Но лишь бы ехать, в поезде
с самим
собою говорить,
как жизнь, листая
стремительные виды за окном
попутных городов и деревушек...
Под перестук колёс коротким сном
забыться, чтобы взрогнув и проснувшись,
расслышать смутный зов издалека,
где будто бы живут ещё доныне
ушедшие давно за облака –
родные



***

Привидится во сне: широкоплеч
дом на отшибе.
Сможешь ли облечь
его в слова?
Ему простая речь
окажется тесна, не по нему
твоей осенней нежности хомут.
Где ткань стихов? – сплошная хрипотца,
ни шарфика ему, ни пальтеца...
Покажется рубашкою отца
трепещущее облако над ним,
а может быть, не облако, а дым.
И все слова в гортани вдруг замрут –
отцовская рубашка на ветру
дом обнимает, будто бы весь свет,
как делают все те,
которых нет.



***

Мама, не волнуйся, я иду.
Скоро буду, ставь на плитку чайник...
Так бы мне в затерянном году,
выпавшем из времени случайно,
позвонить. Да некуда. И там
не было мобильных телефонов.
И во мне сгущалась темнота.
До сих пор мой внутренний ребёнок,
съёжившись, наощупь, наугад,
будто бы дорогой незнакомой,
с поезда ночного по снегам
всё ещё идёт к родному дому.



***

... вернуться туда, где тебя и не ждут,
не знают, а если и знали, не помнят.
Вернуться, ловить ускользающий звук
забытых мелодий – они там огромней
зияющей бреши внутри, но никак
тебе не догнать отзвучавшего лета.
Но там невесомая чья-то рука,
обняв, поведёт вдоль зарытых секретов,
вдоль сада и дома, которого нет –
ни влево, ни вправо, по тонкому следу,
туда, где загадочный теплится свет,
где станешь и ты тем мерцающим светом.
Там мёртвые только и знают пути
туда, где ты можешь, как пыль, раствориться,
где нужно тебе до себя дорасти –
вернуться, как будто бы снова родиться.­



***

Подойти и уткнуться в родное плечо,
чтоб глазам стало вдруг горячо-горячо,
чтобы сердце, растаяв, рекой истекло.
Посмотри на меня сквозь ночное стекло:
вот я ласточка, видишь, я ласточка, ла...
Я вернулась туда, где до неба росла,
шила платья на старой машинке ручной,
и мирок мой светился стекляшкой цветной.
Где трава поутру серебрилась в росе,
и атласная лента синела в косе...

И цветы вдоль дорог, и земля, и трава –
всё осталось во мне, прорастая в слова.


Илл. картина Олег Безуглый "Осень"