НОВОГОДНЕЕ ЧУДО
Поверьте на слово живому свидетелю,
но в последние годы Советской власти
похмельный Ленинград был так омерзителен,
сюрреалистичен и фантасмагоричен,
что только в этом странном неуютном городе
могли произойти истории типа "Иронии судьбы",
бодровского «Брата» или той,
что случилась однажды со Степановым.
Степанов застрял в очередной командировке
и поэтому встречал Новый Год на Пороховых,
в разношёрстной компании у знакомых,
где оказались колоритные персонажи.
Там был пропитой невзоровский оператор,
снимавший на телевидении знаменитые 600 секунд,
толстая мрачная деваха с аналогичной подругой,
таскавшая в карманах уголь из кочегарки Цоя,
развесёлый фрик из Ленинградского рок-клуба,
знавший в лицо и по имени самого БГ,
плюс ещё человек десять, в течение вечера
исчезавших и снова появлявшихся в квартире —
к этому остаётся лишь добавить слова классика:
"и каждый пил не то, что приносил".
Первое января промелькнуло и пропало,
водка и закуска в чужой квартире закончились,
и второго числа серым холодным утром
Степанов потащился на трамвае через весь город
в свою съёмную квартиру на улицу Орбели,
проклиная себя за неразборчивость —
намешал он в новогоднюю ночь изрядно,
происходящее быстро превратилось в полный сюр,
вспоминать о котором было хоть и весело,
но как-то стыдно и больно,
и от того неприятно.
"Электричка везёт меня туда, куда я не хочу-у-у-у" —
торжественно завывал в его голове голос Цоя.
Хотелось умереть прямо тут, в трамвае,
который не выдержал муки странствий
и на какой-то остановке наконец-то сломался.
К алкогольной интоксикации Степанова
добавился ещё и транспортный коллапс.
Из последних сил он кое-как втиснулся в троллейбус,
который, наслаждаясь властью над людьми,
увёз безвольного Степанова далеко по Невскому,
выдавив полумёртвого пассажира на Желябова.
Из последних сил Степанов приполз в ДЛТ —
к его удивлению, универмаг работал вовсю.
На первом этаже в углу стоял белый ларёк,
в котором женщина с добрым лицом сказочной феи
торговала на разлив "колой" и "фантой" —
но Степанов терпеть не мог ни того, ни другого.
Он встал у стены, закрыл глаза и тихо поплыл
под новогодний вальс из репродукторов.
— Товарищ, товарищ! Нельзя тут умирать! —
всерьёз забеспокоилась фея, торгущая напитками.
Уверенной рукой смешав "фанту" с "колой",
она протянула Степанову большой стакашок — пей!
Умирающий выпил и — ОЖИЛ.
Это был просто божественный напиток…
Продавщица хитро подмигнула Степанову,
потёрла большим пальцем об указательный.
Со спиртным в те времена было совсем плохо,
пили и "Распутина", и спирт, и ликёры...
Степанов вынул из бумажника купюру,
продавщица исчезла и снова возникла,
как и положено сказочной новогодней фее,
поставив на невидное снаружи место
полный стакан коньяку,
огромный солёный огурец
и горячий пирожок с ливером,
завёрнутый в обёрточную бумагу.
Через четверть часа Степанов был живее всех живых.
С того случая остались у него две привычки.
Первая — не мучить организм похмельем.
А вторая — смешивать "колу" и "фанту".
Странное дело, когда он просил об этом стюардесс,
те всегда подходили к нему через некоторое время,
чтобы тихо и немного по-свойски предложить коньячку —
был в этом, наверное, некий таинственный знак,
известный только посвящённым.