Когда-то Александр Сергеич
Роман прелестный написал,
В стихах – смиренно я надеюсь,
Что всяк из вас его читал.
Он полон мудрых рассуждений
О сути множества явлений,
О том, каков был высший свет,
Которого уж ныне нет…
Но, Александр Сергеич Пушкин!
Когда какой-нибудь болван
Опошлить рвется ваш роман –
Как это горестно и скучно!
И крикнуть хочется: «О нет!
Кошмар, позор, тушите свет!»
О чем я? Видите ль, болванам
Не выдал инфы наш поэт,
Что познакомил он Татьяну
С Онегиным в семнадцать лет.
Семнадцать стукнуло Татьяне –
Об этом напрямик в романе
Не говорится – но зато
Князь Вяземский узнал о том
Из личного письма поэта…
Но что болванам до того!
Болван не слышит никого,
Ведь у него есть личный метод,
И он, срываясь на фальцет,
Визжит, что ей… тринадцать лет!
Откуда вздорное сужденье?!
Признаться, я сама была
Сперва в большом недоуменьи –
Пока однажды не нашла
Четвертую главу романа –
Там нет ни слова про Татьяну,
Но там описан высший свет,
Где вовсе искренности нет,
Где врут так нагло и бесстыдно,
Что даже если вы дитя,
И вам тринадцать – вы шутя
Поймете фальшь. Но очевидно,
Что никакой тут связи нет
Меж «девочкой в тринадцать лет»
И взрослой девушкой Татьяной!
Увы, оспаривать глупца
Напрасно; защищает рьяно
Он бред свой мерзкий до конца.
Мол, вот собака где зарыта!
Ведь Пушкин описал Лолиту!
Болван сказать глумливо рад,
Что весь роман – сплошной разврат…
И что поделать с этим мненьем?
Не прошибешь его никак!
Упорно ищет наш дурак
Во всем буквального значенья,
И тупо повторяет бред:
«Татьяне - лишь тринадцать лет!»
Тем отличается мышленье
Непроходимых дураков,
Что фигуральных выражений
Им не понять вовек веков.
Сказать ли так: «Ежу понятно!»
И он немедля, вероятно,
Попросит предъявить ежа!
И вы, стараясь не заржать,
Ему в ответ: «Я фигурально…
Я не ежа имел в виду…»
А он: «Видать, у вас в саду
Завелся ежик? Не, нормально,
Хитрец, его не проведешь!
Ну покажите, где ваш еж?!»
А то, что «мальчик из детсада
Давно все понял бы уже» -
Болвану говорить не надо!
Точь-в-точь, как в деле о еже,
Он спросит:"Так у вас мальчишка?
А кто он вам – племяш, сынишка?
А как зовут? А сколько лет?
Что значит, что «ребенка нет»?
Да вы же сами мне сказали,
Что есть детсадовский малыш,
Теперь юлите – нет, шалишь!
Что значит - «в смысле фигуральном»?!
Да где ж ребенок? Нет его?
Не понимаю ничего!»
Понять, что «девочка в тринадцать»
Лишь СИМВОЛ детских глупых лет,
Им не дано: хотят сенсаций,
До истины им дела нет.
В тот век, когда роман свой гений
Писал - вульгарным выраженье
«Понятно бритому ежу»,
Сочли бы (верно ль я сужу?),
И ввел он «девочку в тринадцать»,
Как символ, вроде миража –
Аналог бритого ежа!
Поэт не знал, что придираться
К идиоматике болван
Возьмется, прочитав роман!
Признаться ли? Воображенье
Мое не прочь и пошалить
И коли недоразуменья
Дурного я поймала нить,
То у меня есть ряд вопросов!
Давайте подсчитаем просто –
Коль Танечке тринадцать лет,
То сколько Ольге? Вот ответ –
Ей лет одиннадцать-двенадцать?
И Ленский так в нее влюблен,
Что к алтарю готов с ней он
Пойти, и за нее стреляться?!
Фэйспалм! Похоже, Ленский был
Какой-то явный педофил..
Еще неясность в этом деле -
Мне объяснил бы кто-нибудь!
Он хвастал: «Как похорошели
У Ольги плечи! Что за грудь!»
Какие плечи, ведь ребенок
В одиннадцать – он как цыпленок,
Сплошные косточки торчат,
Каким плечам был Ленский рад?
А грудь, замечу я вдогонку,
Такая, что припомнишь тот
Полузабытый анекдот,
В котором что-то про зелёнку,
Чтоб сей мазилкой смазать то,
Чего нет в лифчике пустом.
И, наконец, воображенье
Мое тревожит вальс один,
Что с Ольгой танцевал Евгений
В тот день веселых именин,
Ей мадригал шепча на ушко,
А Ленский за своей подружкой
Глазами жадными следил –
С ума от ревности сходил.
Когда бы Оленьке шестнадцать
Исполнилось девичьих лет,
Танцуйте, мне и дела нет,
И я б не стала придираться,
В одиннадцать же – нелегко
Плясать со взрослым мужиком!
Удобно ль ей, уткнувшись носом
Точняк Онегину в живот,
Кружиться в вальсе? Вот вопрос тот,
Что мне покоя не дает!
А как сей маленькой соплюхе
Он мадригал шептал на ухо?
Ему пришлось бы – вот дела! –
Согнуться просто пополам,
И танцевать в престранном виде!
Да Ленский, видя танец тот,
От смеха б надорвал живот,
И был бы точно не в обиде,
И не прислал бы он картель,
Чтоб вызвать друга на дуэль.
И не сыграл бы жуткой роли
Тот вальс, не умер бы поэт –
И легкомысленная Оля
В одиннадцать девичьих лет,
Не стала б под венец с уланом…
Друзья, скажите: вам не странно ль?
Она же в полк умчалась с ним!
И мама отпустила? Хмммм…
Да как же мама отпустила
Такую кроху в жизнь одну?
А наш улан – он как жену
Ее представил всем? Как мило!
И не смутил его роман
С ребенком - всех однополчан?!
Вскричать «О темпора! О морес!
Ах, что творилось на Руси!» -
Я не могу, зачем? коль скоро
Все это, Господи спаси,
Лишь бредни праздные болванов!
А кстати: вот письмо Татьяны
К Онегину. И то письмо
Прекрасно говорит само
Про возраст автора посланья.
И стиль, и чувства глубина,
И зрелость мысли в нем видна -
И не могла б в тринадцать Таня
Такого написать вовек -
Так пишет взрослый человек!
Но, впрочем, я прошу прощенья –
Что отвлеклась я на письмо,
Еще одно недоуменье
Мне лезет в голову само –
Зачем так Ларина спешила
В Москву? Она всерьез решила
Что коль Татьяна не дитя
(В тринадцать лет) – то не шутя
Ей риск остаться вековухой?
И девочку в тринадцать лет
Пора представить в высший свет,
Еще год-два – и дело глухо,
Пятнадцать стукнет – кто ж возьмет
Старуху замуж? Так-то вот!
Подобно смерти промедленье!
Бегом на бал и в высший свет!
Но только я сейчас в смущенье -
Пытаюсь бальный туалет
Вообразить Татьяны милой…
В то время девочка носила
В тринадцать – платье до колен
И панталончики. Сей тренд
Тогда был в моде. И Татьяна
В тех панталончиках на бал
Пришла? и важный генерал
В нее влюбился? Это странно…
Хоть вид ее был очень мил-
Но кто б на бал ее пустил?!
Давайте вспомним: у Толстого
Наташин самый первый бал!
В шестнадцать на него Ростова
Явилась – и не посчитал,
Никто, что это поздновато -
То этикета постулаты!
Гласил тот бальный этикет:
Не раньше, чем в шестнадцать лет!
И совершенно неприлично
На взрослый бал тащить детей.
На детский праздник, без затей,
Ступайте – будет вам отлично
Меж сверстников таких же лет,
Среди пирожных и конфет.
И, наконец, финал романа!
Богиней царственной Невы,
Княгиней стала вдруг Татьяна,
А сколько ей годков? Увы…
Когда в начале ей тринадцать,
То не могу я ошибаться –
В финале ей шестнадцать лет,
И перед нею высший свет
Склонился, как перед гранд-дамой,
Законодательницей зал?
Уффф! Может, кто-то не устал
От бреда – я ж скажу вам прямо:
Кто в это верить может, тот
Уж совершенный идиот!
«Нам просвещенье не пристало» -
Заметил с горечью поэт.
О да! В том истины немало,
И «девочка в тринадцать лет»
Тому прямое подтвержденье –
Своим сомнительным сужденьем
Безбожно хвастает болван –
Мол, он «внимательно роман
Читал»! Хоть мне неинтересно
Общаться с Шариковым, но
Его спрошу я все равно,
Каким его читал он местом.
Засим откланяюсь. И да,
Читайте книги, господа!
Но только не по диагонали,
Не по две строчки через пять,
Чтоб вы нормально понимали
Все то, что надобно понять,
Чтобы все авторские мысли
Воспринимали в нужном смысле,
И чтоб какой-нибудь глупец
Не сбил вас с толку, наконец!
Чтобы превратных толкований
Не допускали вы притом
Для аллегорий, идиом
И всяческих иносказаний –
А то выходит ерунда…
E sempre bene, господа!