Если и там всё так или хуже,
И даже нет никого снаружи
То для чего этот ужас нужен
И на хрена это вся игра?
Впрочем, ведь этих вопросов – груды…
Боги смеются, люди чу;дят,
Всё происходит – отсюда – досюда,
Я же и сам это знал вчера.
Эти события, эта память,
С кем-то, кого я зову на «я», и
Это просиживание уроков
Двадцать и тридцать лет подряд…
Я навсегда, как было и раньше,
Только бездельник, разгильдяй же.
Что было прежде, будет и раньше:
Только который из нас здесь «я»?
Это ведь только теперь и важно,
Что мне платить придётся за каждый
чих, и хоть помирай от жажды,
Но не напьёшься, раз это яд!
Что же тогда бояться смерти,
Или вовне холоднее ветер?
Видишь, читатель этих строчек,
Как уменьшается огонь?
Как моя речь из букв и точек,
Вся умещается в платочек,
Словно бы сжался самый почерк.
Словно бы всё говорит другой.
Словно и правда имя важно,
Или и верно – кончен ветер.
Или и точно – этот веер
Весь из того, к чему я слеп.
Реки текут, но все снаружи.
Как надышаться этой стужи?
Проще сказать: кому я нужен,
Если я весь - прошлогодний снег?
Думать указано лишь о внешнем.
Будет тогда, мол, ветер вешний,
Вон же бегут какие-то дети –
Разве они идут на дно?
Разве придумано нелепо:
Поле и рожь, и ветер хлебный,
Дзенской палки удар целебный
И дорисованное окно?
И в тёмно-серый день прегадкий,
Когда и солнце лишь украдкой,
И каждый ангел за оградкой,
А доползти до оградки лень,
Ты мне напомни, - как иначе, -
Что ничего, когда мы плачем
Над молоком и хлебом. Значит
Где-нибудь близко твой олень.
Ох и нелепые же строки!
Видишь ли, я пропустил уроки
И потерял все карты-кроки,
Всё, что осталось – пыль и рубль…
Чудится вечно чужой кильватер.
И вместо ветра вентилятор…
Пусть же простит меня Меркатор,
Я без него берусь за руль.
16.12.21.