Железо было горячо. Но – не сковал
мемориала утешительных похвал,
пока судьба из чёрной глины формовала
с косой полоской белый выпуклый овал.
Качели мощные раскачивал до туч,
не понимая, как подлунный мир зыбуч,
а вечерами завывал у самовара,
загнав мечты и перспективы под сургуч.
Но – как ковать-то было? Сплошь – затычки рта.
Была бы каустиком птичья прямота –
узнал бы батя в теремах заокеанских,
сколь велики за обещания счета.
Ах, мне б тогда мои созревшие мозги!
В нём там на скорости бы всплыли пироги
непредсказуемым рициновым миазмом
в альянсе с танцами пургеновой пурги.
Да, экстернал я – если воздух ядовит,
но экстремал, когда вдали открытый вид
на города моих несбывшихся историй,
чьё постоянство божьих модников гневит,
шлёт на глушилки гомон птиц и бубенцов:
здесь на шипучку распадается бензол
и оставляет душу парня на просторе
дилеммы между подхалимом и юнцом.
Конечно, выбрал я разумное из двух,
свистка услышав упредительного звук.
Гори огнём тот рай на тысячах условий,
из коих хоть бы миллиграмм по существу.
Мечты обмену на мундир не подлежат.
Забрал мой предок семь машин в один пиджак,
но с этих пор смекалки в каждом крысолове –
на мышку, мошку и зачистку мятежа.