ЕВГЕНИЙ ИЗМЕСТЬЕВ
(род. в 1958 г.)
Я не пишу на злобу дня.
Я не умею делать это.
На злобу дня и без меня
напишут тысячи поэтов.
Доверюсь новому листу.
Пусть плохо карандаш отточен -
я напишу на доброту
и дня, и вечера, и ночи.
МОИ АПОСТОЛЫ
Мои деды звались очень просто,
как обычно в русских деревнях:
тот - апостол, и другой - апостол,
Пётр и Павел - милая родня.
Плёл корзины дед, который Павел,
из упругой ивовой лозы,
ну, а Пётр легко тачал и правил
сапоги из кожи и кирзы.
А ещё играл он на тальянке...
До сих пор гармошка та жива,
правда, время выткало на планке
многолетних трещин кружева.
Вёсны таяли и леденели зимы,
много раз шиповник ало цвёл.
...Почему-то ни одной корзины
я из ивняка пока не сплёл.
Не вдавил тальяночные кнопки
так, чтобы заплакали меха.
Пробовал, но был мой опыт робкий
симбиозом смеха и греха.
Деды, деды, что ж вы не успели
передать секреты мастерства,
что ж так рано в небо улетели,
как оттрепетавшая листва.
Только верю, всё яснее верю,
проходя сквозь месяцы и дни,
что когда-нибудь откроют двери
в райский сад мне именно они.
* * *
И по чистой воде, и по мутной
приходилось брести и грести
от кого-то,
но чаще к кому-то,
потому-то, наверно, в чести
и большие, и малые реки,
разметавшие кос косяки.
Я привычно смежу свои веки
на излучине милой реки,
и под небом,
под солнцем,
под ветром
по теченью ленивой воды
поплыву без руля и при этом
буду верить: плыву от беды,
от тумана,
от смуты,
от сплина
к берегам очарованным, где
темно-красная крупная глина
отражается в гладкой воде.
Там, забравшись на самую кручу,
в восхищении и в кураже
накручу на себя и навьючу
шар земной, как когда-то уже.
* * *
Конечно, можно жить без песен,
без звёзд, без радуг, без порош.
Мир и без этого не пресен,
свет и без этого хорош.
Зачем метафорами сыпать
в своих стихах?
Но как без них,
когда цветут сирень и липа
и кружит тополиный вихрь.
Когда летят хмельные пчёлы
в воздушных струях-вензелях,
вновь распускаются глаголы
на поэтических полях.