1.
Когда утихли низменные страсти
В Помпеях, коих жителей накрыло
Бездонным пеплом, вышедшим из пасти
Вулкана, и когда там все остыло,
Рабы, собаки, дети и матроны,
А также патеры, главенствующие в доме,
Уснули, и отрывочные стоны
Затихли в этом жутком монохроме,
Тогда, котомку опустив под ноги,
Усталый путник, подбирая слово,
Промямлил трепетно: "Нас вразумляют боги:
Таков, увы, конец всего земного".
2.
А некий аноним из Аквилеи,
Известный в списках из Клюни и Монсеррата,
Сказал: "Ничуть помпейцев не жалея,
Я слезы лью о том, что сам когда-то
Под грудой пепла, еле грудь вздымая,
Лежал, в мечтах касаясь милой плоти,
От силы чувств почти сходил с ума я,
Парил в воображаемом полете".
Язычнику бессовестному вторя,
Монах-клюниец от себя добавил:
"Нас ждет испепеление и горе
При отступлении от совести и правил".
3.
И в свой черед в некрополе плутая,
Средь терм и портиков, садов и серых статуй,
Я лишним был, совсем как запятая,
Которой против синтаксис проклятый.
Застывших тел узор не безупречен -
Внезапной смерти образ безобразен.
Очередной эпохи хмурый вечер
Встречаю неочищенным от грязи.
И в тот же пепел бережно укутан,
Глаза закрыв и память изничтожив,
Я чувствую, как входит в кровь цикута,
На сок любви до странности похожа.