Река, луга, а вместе – родина,
любимая и в дождь, и в снег.
Стоит в дубраве
Пустынь Оптина.
Монахи молятся за всех.
Вагон становится гостиницей,
где жизнь чужая, что своя.
И снова пишутся кириллицей
молитвы в книге бытия.
На исповедь
приходим засветло.
Кричат в деревне петухи.
И плачет с нами
старец Зосима,
он отпускает нам грехи.