1
Друзья! Что может быть священней
Во все века и времена
Оргазма деловых свершений,
Свободы, дружбы и вина?
Что может быть дороже жизни?
Лишь доблесть и любовь к Отчизне!
И что на свете выше есть,
Чем слава и мужская честь?!
Когда от пьянства без просветов
Впадешь ты в детство, расчертяй,
Возьми Баркова почитай, —
Кто самый трезвый из поэтов?
Свободы друг и враг оков,
Иван Семенович Барков.
2
"Мелки в наш век пошли людишки».
Вы правы, граф! Мелки, мерзки!
И если пьют без передышки,
То не от ухарства — с тоски.
О время! О страна! О нравы!
Везде царит рассудок здравый
Ди хитрость лисья. Эх, мусьи!
Перевелися на Руси
Давно токсичные пииты,
И только ты один, Иван,
Приходишь в голову, не зван,
В разгар классической сюиты:
«Коль не встает, хоть отруби,
Хоть плачь, а всё-таки ...»
3
Куда уж там Козьме Пруткову!
Без дураков, для Вась и Петь,
Назло ханжам, вослед Баркову
Хочу я Ржевского воспеть.
(По духу мне «Лука Мудищев»
Гораздо ближе, чем Радищев.
А вам, читатель дорогой,
Кто ближе — тот или другой?)
Пусть будут позже в той же яме
Под саркастическое «хы!»
Погребены мои стихи,
Так хоть хоть так, со смехуями,
Я должен Ржевского воспеть:
Года торопят — мне б успеть!
4
Прилечь бы, выспаться — какое!
Нет мне ни отдыха, ни сна.
Смежу я веки в веки кои:
Поручик Ржевский, мать честна!
Да, да! Он самый, а не кто-то,
Из странствий иль из анекдота
Ко мне явился через век
Брат Ржевский, русский человек,
С лицом, с похмелия опухшим,
Сам телом бел, а калом бур
(За неуместный каламбур
Простите, ради Бога, Пушкин!
Я не поэт, я лишь учусь
И от неточных рифм лечусь).
5
Явился Ржевский, хил и бледен,
И руки тянет, как слепой,
С мольбою: «Брат, не порть обеден!
Воспой, поэт, меня! Воспой!
Вконец канальи доконали...
[Здесь далее в оригинале
Мат в аккурат на две строки]
...Насочиняли остряки
Тьму грязных сплетен, анекдотов.
Смотри: я весь уже в дерьме!
О, если б я не гнил во тьме,
Сам проучил бы идиотов!
Хоть ты мне честь, поэт, верни
И ложью прах не оскверни...»
6
Поручик! Боже! Разве можно?
Мне ль по плечу? Помилуй мя!
Кто я такой против вельмож? Но
Лечу я, голову сломя,
В храм поэтических раздумий
(Сказать «сортир» — звучит угрюмей).
Ору в дыру на всем скаку:
«Иван Семенович! Ку-ку!
Послушай, граф с приставкой порно-,
Ты, утонувший в нужнике,*
Воскрес в своем ученике
И сквозь навоз пророс упорно.
Дозволь! Всего лишь проба сил».
«Дерзай!» — усопший пробасил...
___________________________
*Как сказано в коммюнике.
7
Стыдитесь, Пушкин! Баратыский!
Вам, Лермонтов, позор за быт!
Герой бесстрашный Бородинский
Так злонамеренно забыт!
Вселенской чести удостоив
Ниспровергателей устоев,
Вы, да и мы, не светоч ли
Задув, лучину предпочли?
Онегин — шпак! Пошляк — Печорин!
Меж тем как Ржевский столько лет
Ржавел, как женский пистолет,
Поскольку юмором пречёрен,
Чтоб лезть за славою в печать,
Права качать да в грудь стучать.
8
А ты, гусар Денис Давыдов,
Рубака и певец лихой,
Как партизан, его не выдав,
Нам навредил, как спец плохой.
Тебе ль слабо, «о мама мия!»,
Воспеть в гусарской шкуре Змия
С Георгием в одном лице —
В том запьянцовском удальце!
Тобой в веках прославлен Бурцев,
Столиц обеих чемпион:
Кто выпил более, чем он,
Из москвичей и петербуржцев?
Однако Ржевский (хоть блевал)
И те рекорды побивал!
9
Итак, пора седлать Пегаса.
Ура! Поэма началась.
А ну, Пегас, лети с Парнаса!
И ты, Барков, с Олимпа слазь!
Живее, граф! К чертям, учтивость!
Я в бой вступил за справедливость,
Иду на вы, пусть без обид
Твое сиятельство простит.
Друзья, в дорогу! Наш поручик
Уже заждался. Поспешим
К нему отрядом небольшим.
Барков, ты стольких дыр лазутчик,
Под своды адских бардаков
Веди, Вергилий мой, Барков!