Начало здесь http://stihi.ru/2021/11/25/5866
ОН.
Вроде бы такая мелочь – телефонный звонок… Но жизнь снова заиграла всеми красками радуги. В ней появился смысл. А главное в ней появилась надежда… Надежда на что? Этого Колька не знал и знать не хотел. Он просто наслаждался возможностью общаться с ней, слышать Её голос, Её смех. И как бы кому не показалось странным, до некоторого времени этого было достаточно. Нет, конечно, иногда до боли хотелось увидеть Её. Ощутить Её запах. Мягкость Её руки. Но… Понимая, что построить новый мир он может только после того, как разрушит до основания свой старый, Колька безжалостно гнал из мыслей даже намёк на желание встретиться… И был искренне благодарен Ей за то, что никогда – ни словом, ни вздохом Она не намекнула о своих желаниях.
ОНА.
Вроде бы такая мелочь – телефонный звонок… Но жизнь снова заиграла всеми красками радуги. В ней появился смысл. А главное, в ней теперь постепенно присутствовали стихи. Конечно стихи, посвящённые Кольке, чаще всего были полны грусти и разочарования… Но они снова были…
Веришь, я по ночам твоё имя шепчу –
От тебя отказаться не в силах.
Наваждением снов свою душу лечу,
Что б меня на разлуку хватило.
Мне в кольце твоих рук утонуть бы, хоть раз...
Мне б в огне твоих ласк отогреться...
Путеводной звездой синий цвет твоих глаз.
Обещанья твои – в счастье дверца.
Заметает судьба между нами пути.
Я от горечи просто немею.
Я хочу на край света с тобою уйти.
Только права на то не имею...
Её настроение то парило в небесах в лучах звенящего счастья, то падало в бездну беспробудного отчаяния…
Может когда-нибудь...
Да! непременно случится!
Я оживу, словно роза уснувшая в зиму!
Буду парить сизокрыло- счастливою птицей!
Или... не справившись с болью, тихонечко сгину...
Да! непременно, весна постучится капелью.
Я позабуду своей безнадеги причину.
Буду писать свою радость цветной акварелью!
Или... не справившись с болью, тихонечко сгину...
Конечно, Она прекрасно понимала, что ни исправить, ни изменить чего бы то ни было в их жизнях уже нельзя. Их дороги разошлись давным-давно…
Не судьба…
И всё же, несмотря ни на что, вопреки всему и всем – Она любила его. А он любил Её.
От этого было радостно. От этого было больно.
Приготовил июнь целый лес разноцветных даров.
Грудь кормильцы-земли по девичьи свежа и упруга...
Даже если бы мы были дети соседних миров,
Всё равно... Мы б любили друг друга...
В васильковый отлив красит лето небес окоём.
Время, мудрый хранитель, заносит день прожитый в летопись...
Даже если бы мы на планете остались вдвоём,
Всё равно. Мы б не встретились...
Эликсиром надежд льются в души к нам солнца лучи,
В ожиданье чудес, золотой кисеёй красят горницу...
Но безжалостна ночь. И опять приговор прозвучит-
Не моли. Всё равно. Не исполнится...
Конечно, Она прекрасно понимала – единственное что ей осталось, это редкие телефонные звонки… И разговоры ни о чём… Иногда на Неё накатывало отчаяние и тогда Она задавалась вопросом – зачем?
Как камень, брошенный на гладь пруда,
Оставит от себя воды волнение,
Так ты, чужой, ушедший в никуда,
Разрушил мир мой. Созданный терпением.
Я много лет учила сердце жить
Без радости, без робости, без боли...
Но ты, зашедший в жизнь мою на миг,
Лишил меня и разума, и воли.
Иногда отчаяние проливалось в тетрадь даже такими строчками:
Как грустно все. Ведь даже права нет сказать:
–Не уходи.
И ничего. Ни впереди, ни позади...
Лишь снов бесстыдно- откровенный миг.
Да на изломе душ, застывший в горле крик.
Как странно все. Его не зная до сих пор жила
И может даже счастлива была.
Понять пытаюсь: Как? Когда? Зачем?
Он стал одною, главной из проблем.
Как страшно все. Порою кажется лишь руку протяни.
Но черным цветом без пробела дни.
И мысль все чаще, у виска, огнем:
Уйти туда, где нет тоски о нем...
И всё же чаще всего, в стихах, где-то глубоко-глубоко мерцали искорки надежды…
Ах как часто идут они врозь...
Ах как часто они оба правы...
Мне рассудок твердит–не сбылось...
А сердечко – попробуй хотя бы...
ОН.
Колька и сам не заметил, как его жизнь превратилась в сплошное ожидание… «Я ведь не часто звоню… Ну подумаешь – раз в неделю. Просто спросить – как дела? Что в этом плохого…» – уговаривал он сам себя. Конечно, ничего плохого в этом не было, если бы не одно, но… «Раз в неделю» постепенно превратились в два раза, в три, а вскоре и в «каждый день». Они подобно безрассудным наркоманам, вопреки здравому смыслу, всё увеличивали и увеличивали дозу своего эндорфина. Еще не понимая, что разговоры по телефону только подбрасывают дров в костёр разгорающейся внутри них жажды встречи…
ОНА.
Она ожидала чего угодно – только не этого… Командировка на две недели… Услышав название города, Она покачнулась и побледнела так, что начальник, в тревоге подбежал к ней.
– Вам плохо?
– Не знаю… – Она отвечала совершенно искренне. Плохо или наоборот до потери сознания – хорошо, Она еще не знала… Это Ей еще предстояло осознать.
Уже привычное течение жизни, вдруг резко поменяло своё направление. Слыша звонок Она, как и прежде взмывала от счастья, но стоило только услышать родной голос, торопилась закончить разговор, боясь проговориться о своих планах… Неделя пролетела в каком-то угаре, а Она так и не смогла решить – сказать Кольке о свой поездке или не говорить…
Сутки, проведённые в купе поезда, показались Ей самыми страшными часами в её жизни. Но даже они не шли ни в какое сравнение с тем, что Её ожидало впереди…
За годы, пролетевшие с того рокового дня, когда Она в последний раз шла по этой улице – мало что изменилось. Та же аллейка, те же скамеечки в тени клёнов и акаций. Из дверей, когда-то родного института, всё так же высыпали стайки звонкоголосых, смешливых девчонок. За ними, степенно, неторопясь выходили юноши. Всё так же строго, с высоты своего роста смотрел на них, расположившийся около входа в институт, памятник…
И это было нестерпимо больно…
Потому что вот на этой скамеечке они сидели с Колькой… Вот здесь они играли в догонялки… Наградой для победителя – был поцелуй… Надо ли говорить, что Колька побеждал каждый раз… Вот здесь, в самом центре города, однажды ночью они лежали прямо на газоне, и смотрели на загадочное мерцание далёких планет. Он хохоча и дурачась рассказывал о созвездиях придуманные им же истории… И вдруг, став серьёзным, показал рукою на яркую звезду: «Это Дубхе. Запомни, пока она горит на небе, мы будем вместе…»
Вот в этом кафе, Она увидела его с другой… Вот здесь, именно на этом месте, они столкнулись с ним случайно, после расставания…
«Завтра же, с утра, позвоню и скажу ему, что я здесь…» – думала Она каждый вечер, укладываясь в ледяную постель гостиничного номера. И, каждую ночь сгорая дотла в огне своих сомнений, с утра решала: «Вечером позвоню…»
ОН.
Звонок раздался неожиданно и, увидев Её номер, Колька не на шутку перепугался – что случилось? Она сама не звонила никогда.
– Здравствуй! – Её голос был весел и беззаботен, и Кольки отлегло от души. – Угадай где я сейчас?
– Я даже боюсь предположить… – рассмеялся в ответ Колька. – Ты ведь, как ветер. Ни секунды на месте.
– Я в поезде…
– И куда ты направляешься в этот раз? – дурашливо поинтересовался он.
– Откуда… – Игривость вдруг исчезла из Её голоса. Она говорила серьёзно и даже немного грустно.
– Откуда? – уже понимая, что Она хочет сказать, поперхнулся этим словом Колька… И не дождавшись ответа заторопился: – Сколько времени до отправления поезда?
– Полторы минуты…
– Почему?! – Он готов был рвать и метать… – Почему ты не сказала? Не уезжай! Пожалуйста! Не уезжай! Останься! Всего на один день…
– Ты же сам знаешь… Это невозможно…
Колька услышал, как лязгнули колеса состава и нажал на кнопку завершения вызова.
ОНА.
Хоть это и казалось невероятным, но дорога обратно была еще более мучительной. Сколько раз Она порывалась выйти из вагона на первой же станции. Выпрыгнуть на полной скорости и ехать, лететь, бежать туда – обратно… Пусть на день, пусть на час, пусть на миг – остаться с ним наедине. Напитаться его любовью, чтобы её хватило на долгие-долгие годы разлуки. Но, наконец, и это испытание осталось позади.
Вечером, в уже привычное для Неё время раздался долгожданный звонок.
– Я долго думал… – голос Кольки был глух, словно кто-то пережимал его горло. Ты совершенно права… Ты как всегда – совершенно права… Нам нельзя встречаться… Это ни к чему… Я не могу ничего изменить… У меня семья… Жена… Дочь… Я не могу их предать…
– Успокойся. – Она говорила таким тоном, словно пыталась успокоить маленького ребёнка. – Успокойся. Никто от тебя ничего и не требует…
– Я ничего не могу сделать! – кричал в каком-то исступлении Колька.
– Успокойся… – словно заевшая грампластинка повторяла и повторяла Она.
Разговор в этот вечер явно не клеился. И они поторопились его прервать.
Положив трубку Она машинально подошла к столу, открыла тетрадь и глотая слёзы записала:
Я связала бы тебе свитерок...
Я тепло б своё туда заплела...
Параллельность наших мерзлых дорог
Отогреть бы своим сердцем смогла.
Я готовила б тебе на обед
Своей ласки нерастраченной пыл.
Я хранила б тебя, милый от бед.
Я собою прикрывала б твой тыл.
Мысли, словно непроглядная мгла,
Гасят солнечность весеннего дня...
Я бы всё могла тебе... Всё б смогла...
Только ты просил, увы... не меня...
Прочитав написанное, Она вдруг вспомнила слова сказанные Колькой и тихонько, почти шепотом повторила их: «Я ничего не могу сделать…» Потом еще раз и еще… Громче… Громче… «Путь в никуда…» – мелькнула и пропала мысль. И к счастью, отвлекая от грустных мыслей, в Её голове зазвучали слова:
За окошком пурга, на два голоса, с северным ветром
всё поют и поют то ли здравие, то ль упокой...
Спрятан в саван зимы аромат всемогущего лета...
Но покорна, как тень, я иду в никуда за тобой...
Оглянуться б вперед... Где сомкнулись пророчества плотно,
где, хрустально звеня, о твою разбиваюсь я стать.
Но я падаю в небо... Доверчиво и беззаботно...
Совершенно забыв, что когда-то умела летать.
После той поездки, а точнее сказать после того разговора, что-то в ней изменилось. Нет, не в ней, в Её стихах что-то изменилось. Они вдруг утратили свою мягкость, женственность, напевность. Теперь каждую строчку Она словно вырубала топором:
Я давно научилась, поверь, быть взрослой...
Забивать гвозди... Смеяться,когда больно...
Пить самую горькую. Курить папиросы.
Папиросы… потому что прикольно...
Я давно научилась быть леди. Так надо.
Поумнела. Не в горы теперь, а всё с горки.
Глаза прячу в линзах. Губы крашу в цвет шоколада.
Шоколада... потому, что он горький...
Я давно научилась уходить от себя.
Бросать её дома – плачущую... ноющую...
Научилась врать. Отдавать себя не любя.
Не любя... потому что чудовище...
Я давно поняла – эта сука – Любовь
Всех собак, наверное, на меня навесила.
Я в твоих тупиках разбиваюсь в кровь.
В кровь... потому что весело...
Я давно поняла без тебя, как без солнца... Не жизнь – морось...
А вкруг шеи – бессчётно грехов монисто.
И один только друг у меня... Скорость.
Скорость... потому что быстро...
Но даже в этих, грубо вырубленных стихах, Она по-прежнему оставалась влюблённой в него девчонкой…
Иногда мне хочется стать чьей-то собственностью. Ручной. И домашней.
Так бывает очень редко. Только в пятницу... Тринадцатого... Ночью...
Утром я ищу себя повсюду, ту – незнакомую... вчерашнюю...
Но её нет. Зеркало что-то знает. Но оно говорить не хочет.
Иногда думаю: Что-то во мне не так. Что-то в этом мире не так.
Перебираю скелеты, запыленные, запрятанные в моих шкафах...
Варю борщи... играю в молчанку... убеждая себя, что язык – мой враг,
но... Я до боли до дрожи хочу быть всегда в твоих мечтах... твоих снах...
ОН.
Торопливое время постепенно нивелировало, свело на «нет» мечтания, будоражившее воображение Кольки. Смирившись с реальностью, он снова играл роль просто… знакомого? старого друга? бывшего возлюбленного?
Нет…Он врал себе, что время что-то исправило. Время было бессильно… Время не могло вылечить его больную душу.
ОНА.
Время было бессильно… Время не могло вылечить Её больную душу. Она врала себе, что время что-то исправило. А стихи врать не умели…
Проснувшись солнце расправляет лучики...
День надевает свой парадный фрак.
И верю я – всё у меня получится,
И заключаю с памятью контракт:
Что Доктор время, вправду, меня лечит,
Что красотой надежды я цвету,
Что больше боль не горбит мои плечи,
Что снова буду видеть красоту,
Что соль слезы мне взор не затуманит,
Искусанные губы заживут,
Что больше ложь меня не сможет ранить,
И вновь Любовь найдет в душе приют.
Что наконец-то! его фото – в клочья!
А имя его спрячу в закрома...
Днем ясно и легко всё... Только ночью
Схожу с ума я...
Я схожу с ума...
«Интересно, а он сейчас спит… – крутясь всю ночь, словно юла, ловила себя на мысли Она и начинала потихоньку злиться: Дрыхнет! А я тут, как вошь на гребешке… Вот позвоню сейчас… Посмотрю, как он будет выкручиваться перед женой…» Но вместо телефона брала заветную тетрадь и записывала туда своё отчаяние:
Раскалила постель мою докраснА...
И за что меня грешницу, ты казнишь?
Разве только моя в этом есть вина,
Что устала я слушать ночную тишь.
Что устала в подушку ночами выть…
И сушить по утрам от соленых слез.
Что устала я сильной и гордой быть,
Что устала я ждать, что бы всё всерьёз...
У чужого я греюсь теперь огня...
Из чужого колодца водичку пью...
Так за что ж ты, Бессонница, жжешь меня?
До красна раскалила постель мою...
ОН.
Жизнь в тупике... Без малейшего просвета, без малейшего намека на возможность решить этот вопрос безболезненно. Колька понимал – куда не поверни, там его ждут потери. И как понять – какая из потерь менее значима… Долгие телефонные разговоры больше не приносили ни радости, ни облегчения. Сидящая внутри боль ненадолго затихала, но стоило произнести «пока», как она оживала и начинала саднить с новой силой. «Надо с этим завязывать…» – думал Колька и стирал Её номер телефона из списка контактов. Но память настойчиво твердила днём и ночью: девятьсот пять… Пять девять ноль… Да еще и кто-то свыше, словно издеваясь над ним понатыкал эти цифры везде и всюду. «Девятьсот пять» –говорила жена, и Колька вздрагивал, как от удара.
– Что?!
– Куртка девятьсот пять рублей стоит. Дешево…
Девять ноль пять… пять девять…– кричал спидометр его любимой машины.
Девятьсот пять, пять девять ноль – подмигивал зелёным глазом электросчётчик…
В попытке избавиться от этого наваждения Колька настойчиво молчал – день, два, три… Но потом не выдерживал и набирал Её номер…
И всё начиналось сначала.
ОНА.
Она прекрасно понимала его. И когда он замолкал на день, два, три, Она замирала в страхе: неужели это конец?... Но звонок раздавался снова и Она оживала… До следующей паузы…
Она всё прекрасно понимала…
Застыли с тобой, на распутье дорог,
У камня – глашатого судеб.
Никто не подскажет. Ни д"явол, ни Бог –
Налево? Направо? Что будет?
А впрочем, мы знаем, что будет. Давно
Мы сами закрыли в рай двери.
Налево... Направо... Увы все-равно –
Там слёзы, и боль, и потери.
И все ж распрощаться не в силах с тобой.
Стоим на распутье упрямо...
Как жаль, что уже не дано нам судьбой,
Той третьей дороги – что прямо...
Иногда Она уважала его за верность данному слову. Иногда Она презирала его за нерешительность… И тогда Она прятала в тетради злые слова. Прятала, чтобы не бросить их ему в лицо…
Мы понимаем. Нас с тобой не будет.
Наш выбор сделан. Будем ты и я...
Все как всегда. Совсем чужие люди.
Спокойствие. Размеренность. Семья.
Мы понимаем правильность решенья.
И принимаем горечь наших фраз.
И все же жаль, что чудное мгновенье,
Не с нами было. Было не про нас.
Нам жаль, что в нашей памяти не будет
Безумства чувств в звенящей синеве.
Когда весь мир! Все звезды! Души! Судьбы!
У наших ног. И лишь тебе и мне.
Мы понимаем, есть у нас причины,
Что б избежать тот поворот судьбы.
И все же жаль, что сильные мужчины
В делах любви бессильны и слабы.
Продолжение следует...
(Р.S. Все события и персонажи вымышлены. Любое сходство с реальными событиями случайно).
Фото из интернета - flor-iz.livejournal.com.