Свинцовым тучам так легко выпивать мою боль.
Асфальт холодный. Угол серой стены и карниз.
Душа, сорвавшись первой, грустной следит за мной,
А я застыла, не решаясь шаг сделать вниз.
Осенний холод – до костей, но в квартирах тепло.
Заботы в прошлом – все спешат к любимым домой.
Тепло настолько, что кто-то открыл окно,
И над кварталом сонным голос разнесся твой.
Мы вдруг опомнились, друг другу взглянув в глаза, —
Душа растерзанная с телом, переставшим дышать.
О, что мы делаем, родная?! Нельзя так! Нельзя!
Давай взлетай ко мне, ведь ты же умеешь летать.
Ну, поднимайся же – кошмарный закончится сон.
Асфальт на ощупь, словно вечный подземный лед.
Я не хочу умирать, ведь уже скоро приедет он.
Его дождусь, а там, быть может, все это само пройдет.
Ты, мой далекий, не родной, не любимый – чужой,
Ложишься спать, когда встречаю я проблеск дня.
Нет кроме музыки у нас общих тайн с тобой,
Но с ее помощью ты снова спасаешь меня.
Спасаешь в миг, когда родные слепы и глухи,
А то, кто близок и любим, прямо в спину – нож.
И я пытаюсь отмолить очередные грехи,
Чтоб дальше жить… А ты поёшь и только.
Просто поёшь.
Поёшь, но так, что хочется целовать небеса
И любоваться, как из окон струится свет,
Твою улыбку вспоминая и искры в глазах,
Храня у сердца мой заветный бесценный билет.
Да, я дождусь, и, может быть, все само пройдет.
Так прежде было – с пульсом бился в крови огонь,
И мне хватало этой силы на тысячи дней вперед,
И хватит впредь ее, ты только живи и пой!