Сегодня (не впервые), но чрезмерно осознанно
мне было без него страшно и одновременно…
страшно, но уже за него…
При всём при этом какая-то неведомая мужественность
и стойкость прорезалась словно во мне.
Вспомнилась даже Ахматова Аня, что сидела напротив тюрьмы,
где заточён был муж её. Зимой в снегу.
Он там – она напротив.
Образ возник, разумеется, в те самые часы,
что не было ответа на звонки и самого его не было тоже…
Заполнены совсем иным были и мысли и моё нутро.
Тогда сам страх проник как будто «в самое туда» да не один,
волнение, - то дрожью тело занимало.
Оно ж как «water and oil will bled never»…
«Апофеоз эмансипации» - пират влюблён.
Осознавая гипотетическую возможность прискорбных перспектив,
что влечёт за собой столь длительное отсутствие человека дома,
одновременно в себе обнаружив способность к переживанию
и желанию сберечь (при том без возможности влияния).
Не сын, но друг, а горделивость даже упоминать бы лишнем стало,
особенно, особенно понятно стало это мне потом,
когда войдя историю о приключениях, сопровождающих отсутствие его,
он рассказал...
Взволнован, воодушевлён.. чуть громче обывалой речи он поведал
о нескольких, ну двух, как помню я, мадам, что встретились в пути,
какие приключения сопровождали… в часы моей едва знакомой мне тревоге...
Рассказ его, не думал он, тревожной нотой станет для меня,
а думал ли, о ком и как…
В волнении едва ли я смогла бы разобрать. И впрямь,
ведь дамы окропляя историю отсутствия были пылью на фоне общей картины,
грязью стала сама та тревога, что пробудилась и стала теперь знакома мне.
Одна и прежде ведь была, но было со мной печали,- что за кого-то.
Ни чьи ни счастье, ни «сума» задуматься не заставляли»,
но «селяви ведь такова»…
асы прошли… прошла и дрожь и он вошёл.
История уже известна вам по тексту, но повторюсь…
Был весел, растревожен. Жив.