В два счёта

Вовка Онучин
 Как проходит время? Сразу после СА я уехал работать на строительство брусковых жилых домов в сельскую местность. Дел в тех местах было много, как говорил мой отец: "Работы там, Вовка, - непочатый край". Её и впрямь было столько, что казалось, за год не управишься. Руки мои скоро привыкали к топору, к владению двуручной пилой, где даже по её звенящему, рабочему звуку старшие товарищи могли определить насколько я стал опытным в плотницком деле. К нам в бригаду часто приезжали отпускники, такие же учителя, как и мой отец, чтобы во время отпуска нормально так заработать. И у меня напарником был один из них. Имя и отчество его, Иван Георгиевич Кожемякин, добрейшей души человек, а ещё, как я заметил, тонкий шутник и весельчак. Возможно от него я перенял этот оптимизм и юмор. Ему было сорок четыре года, мне - двадцать. И однажды во время работы у нас зашёл разговор о времени, которое по мнению Ивана Георгиевича шло очень быстро. Я был не согласен с его мнением и требовал доказательств. Тогда он сказал: "А, ты, закрой глаза и просчитай до двадцати четырёх, а потом открой и тебе, так же как и мне, будет сорок четыре"... По его мнению время летело именно так. Я засмеялся, закрыл глаза и неторопясь, чтобы он чётко слышал каждую мою цифру, начал считать... просчитав до двадцати четырёх, я открыл глаза и посмотрел вокруг... Где я? И что это со мной?  По расчётам Ивана Георгиевича, после этих, моих манипуляций мне должно было быть тоже сорок четыре года, как и ему. Но он  видимо, специально хитро слукавил и мне вдруг стало... пятьдесят семь. Я заметил, что мои дети уже выросли и все куда-то разъехались, народились внуки... Я, было, хотел возразить Ивану Георгиевичу, что здесь что-то не так, что мы оба были не правы, и что, оказывается, время летит значительно быстрее... Но я узнал от старых друзей, что он умер, двенадцать лет назад и сказать-то об этом явлении уже и некому.
 Иногда мне приходит мысль: а не закрыть ли опять глаза и не посчитать ли мне до ста, вторым, таким же счётом?.. Но что-то меня останавливает, и я мысленно снова, будто бы разговариваю с живым Иваном Кожемякиным, удивляюсь его правоте, его юмору, и его удивительному взгляду на эту жизнь.