Армейская

Никита Пчельников
Товарищ сержант, меня звать никак!
Урок я усвоил, — как Вы хотели.
Не вылезая из ватников
Четырнадцать дней или две недели,
Делил с лыком шитым соратником
Шершавый поддон — прототип постели.
Не раз приходилось глотать мне ком;
Глаза же сухие мои пустели.

Товарищ сержант, я не плакал, — нет! —
Хоть был я для Вас не ценней собаки,
Но если бы в сердце проник мне свет,
То свет обнаружил бы соль и накипь;
Поэтому с губ богомольный бред
Срывался нередко. А это — знаки
Того, что внутри выедало свет.
Снаружи я сам погасил свой факел.

Товарищ сержант, я опять сражён
Вашей бестактностью, хамством, свинством,
И поисследовать Вас штык—ножом
Не представляется мне бесчинством.
Я не курю, но бушлат прожжён
Негде снарядами марки "Винстон".
Нет, я не то что б какой пижон...
Просто — не сын тракториста.

Товарищ сержант, если вдруг война, —
Неужели Вы думаете что я стану
С Вами в окопе, — к спине спина —
Куцую жизнь защищая рьяно?!
Жизнь, как известно, у нас одна;
Чтоб не использовать фраз туманных:
Вам на погоны звезда нужна;
Мне же — избавиться от изъянов.

Товарищ сержант, — и теперь рука
Взмывает к виску вместо крестных знамений —
Не надобно делать с меня мужика.
Одним из невзрачных недоразумений
Пожалуй, останусь. Внутри полка
Замену найдут мне, вне всех сомнений.
Вот на строку наплывает строка,
Но то — не стихи, а устав военный.

Товарищ сержант, моё сердце знает
Из снов о том, что я весь не сгину.
Даже в строю становлюсь я с краю,
Чтобы скорее его покинуть.
И как баптист ожидает рая,
Я жду свободы. Но сон — мякина;
Хоть дышат им колыбель лесная,
Да агрегаты под балдахином.

© Никита Пчельников