Я сам себе и зритель, и актёр,
И прирождённый гений Станиславский.
И джин, и лампа [но себя не тёр].
И тысяча ночей восточной сказки.
И красное словцо на злобу дня,
И зло и день — всё я, коль разобраться.
И жажду больше быть, чем есть, унять,
Покуда жив — нельзя мне, голодранцу.
Я дым с огнём и без него. Я — Крик
О том, что ничего уже не ново.
Я немощен, банален, лунолик,
Во мне вершина и во мне основа.
Я речь вулканов и течений рек.
Раздел морей и океанов — я же.
Я часть Сети Всемирной, «лол» и «кек»,
Ещё — закономерность саботажей.
Я — звон монет, хруст свеженьких купюр
И веток под ногами лесорубов.
Я — блеск высокой моды от кутюр
И тот, кто не потратит, не пощупав.
Я — бывший для больниц, любимых и
Свободная кровать в палате белой.
Я стражник душ, которые мои,
И воля их с землёю огрубелой.
Я — скорбь талантов выгнанных взашей
И гонор славой венчанных дешёвок.
Я клоун — хоть завязочки пришей.
И Ярославна я в мирских оковах.
Смеюсь и плачу, плачу и смеюсь
Над тем, как жизнь стучит входною дверью,
Роняя декорации и пульс.
Я — жизнь, и говорю-таки: не верю.