Логический парадокс любви и смерти — что появилось раньше, если любовь — неизменная константа рождения человеческого дитя, прообраза божьего. На что похожа любовь, если не на просветление первофевральского неба с весенними прожилками солнечного света, проникающего сквозь тучи к пастельно-лазоревому бесконечному горизонту смерти в духе Уитмена?
Это ее гуттаперчевая гибкость, мягкость скользящего прикосновения, теплое касание заиндевелых ресниц розоватыми подушечками пальцев, пульсары сердца в голубых венах бледных и тонких запястий, ее четыре арабеска на sur la pointe des pieds и жреческое камлание поэтов, завладевших маленькой буддистской флейтой, способной призывать божество любви.
Ее находят в гуще ароматной чашечки кофе — на дне расписного фарфора с золотой каймой и рахманиновской сиренью. Она гуляет по мощеным улочкам тихого центра, скрывается в тенистых аллеях, играет солнечными зайчиками от гранатового браслета и исчезает на Новониколаевском мосту в желтой пыльце мимоз.
Ее можно увидеть в глазах усопших дев и юношей фаюмских портретов: восковые глаза-омуты, глаза-оазисы — томные и глубокие, встревоженные и опечаленные, пронзительные в своей завораживающей красоте — часть мистерии смерти, ритуала смотрения в бездну через погребальный саван этого мира.
Любовь — эллинистическая мозаика, барельеф итальянского возрождения, готический витраж французской розы, дрожащее эхо рулад благочестивого benedictus из католической мессы, разносящейся под величественными кельнскими сводами и кружевом рейнского камня.
Она — пламенник Бога. Уверовавшие в ее милосердие и великодушие, проникшиеся тайной ее звучания — предтечи нового мира, пророки истины и мягкосердечия, старцы в душе, отныне они наделены смирением и кротостью.
Любовь — высвобождающая крещенская купель морозного вечера, живой родник, алтайский водопад в серебристых брызгах, через флер которых проявляется лики матери-земли и духов-целителей, наблюдающих за изможденными путниками из-за гор.
Благоухание маркесовского миндаля, смешанного с ароматом свежих орхидей, надломленного яблока, мускатного вина и лепестков свежесрезанной английской розы. Но ее тихое свечение и мученический шепот исповедания не чужды экзальтации, экстатического жара и вдохновенного восхищения.
Она сочетает в себе самые экзотические звучания, открывшиеся человеческому сознанию — мерцающего вотерфона под аккомпанемент соленых средиземных волн, муссона, заплутавшего в струнах кризалиса, средневековой никельхарпы и моцартовской стеклянной гармоники.
Одна из одежд любви — долгоиграющее аристократическое послевкусие, эстетское наслаждение винной терпкостью, смак восточных сладостей несметного сказочного стола султанов, острота индийских пряностей и специй, обжигающих кончик языка.
Любовь — это высекание человека заново из всего, что его окружает, это беспредельное любопытство, которое не унять, широко раскрытые глаза на все чудеса и страдания мира, превращение человеческой жизни в круговерть поэмы, сотканной по сюжетным законам вселенной, это вызревание души из маленькой щепотки света до размеров солнечной системы.
Фрустрация, deja vu, абстрактная беспространственность географии, метафоры в рыцарской битве с эвфемизмами, но в итоге — обретение алхимической мудрости, философского камня и эликсира вечной молодости души.
Музыкальный вернисаж с пленительным изяществом Шоссона и струнным квартетом-исповедью страсти Яначека (где-то позади музыкантов фрагменты узорчатого позолота Климта и лиричного маньеризма Модильяни).
Шелест стрекозьих крылышек, зенитная пелена разбереженного посетителями парка, остывающего к утру, камушек в форме сердца, лодка, качающаяся в такт реки, хвойный хруст осеннего леса и собирание жемчужной росы.
Улыбка и взгляд, предназначенные только тебе, рельеф бархатистой кожи, созданной для тебя, маленькие прихоти и причуды, известные лишь тебе, хаос мыслей, путающий фразы из-за своей сверхскоростной кинетической энергии, но оберегающий твое чувство благодарности за новое рождение, за твое воскрешение, за твою вечную, непоколебимую любовь.
7 февраля 2022 года