В номере третьесортного отеля витал запах бывших постояльцев. Не спасали даже выстиранное, открахмаленное и выглаженное постельное бельё и пара ароматизаторов-ёлочек, вывешенных в санузле чьей-то заботливой рукой.
Он запер за собой дверь на ключ и придирчиво осмотрел жилое помещение, которое должно стать последним в его жизни. В принципе, увиденное совершенно не удивило и не расстроило его. Ему просто было всё равно. Чисто, да и ладно. Он выключил свет, и комната погрузилась в сумеречный полумрак, создаваемый закрытыми оконными шторами. Его это устраивало.
Кресло, стоящее у журнального столика прямо напротив телевизора, оказалось мягким и очень удобным. Не снимая пальто, он сел и словно утонул в его объятиях. Нащупав в полутьме пульт, он наугад нажал кнопку. Телевизор тут же ожил, отреагировав характерным звуком включения, после чего сумрак комнаты разбавил свет, идущий от «голубого экрана». Шёл выпуск новостей на одном из центральных каналов, и лейтмотивом выпуска было, естественно, десятилетие вывода 40-й Армии из Афганистана.
Десятилетие Предательства.
Десятилетие Позора.
Десятилетие коленопреклонения перед врагом…
Так он считал.
Он сидел, утопая в мягком гостиничном кресле и вспоминал себя — молодого, амбициозного, полного надежд и стремлений лейтенанта, «свежего» выпускника советского лётного училища. Вспоминал свою молодую жену Катю — красавицу-хохлушку, в которую были влюблены, наверное, все парни их курса. Вспоминал, как неоднократно подавал рапорты «в Афганистан», и как их неоднократно рвали вышестоящие командиры.
Щёлкнув зажигалкой, он прикурил сигарету и обильно затянулся едким табачным дымом. Он помнил, как благодарил своего комполка, всё-таки давшего разрешение на перевод, но он помнил и те слёзы, коими встретила его дома Катя…
Он развернул газетный свёрток, который принёс с собой. На журнальном столике рядом с ТВ-пультом и пепельницей появились пол-литровая бутылка нарзана и небольшая стеклянная баночка с таблетками. Он взял в руку баночку и поднёс её к глазам так, чтобы сквозь её жёлто-коричневое стекло было можно видеть творившуюся на экране ТВ вакханалию. Там сытые и довольные генералы и маршалы пели осанны Мрази с пятном, сначала предавшей народ Большой Страны, а потом и развалившей её. А заодно предавшей и сотни тысяч прошедших Афган людей, которые теперь отовсюду слышат в свой адрес «мы вас туда не посылали» …
Генералы с экрана несли что-то про заботу о мире, про дружбу с США и НАТО, а он вспоминал, как «душманская» ракета, выпущенная из американского ПЗРК «Стингер», поразила «вертушку» его ведомого, его друга, Мишки… Про то, как, срываясь в жуткий, животный крик и кляня всех чертей на свете, он снова и снова заходил для удара по точке, откуда ракета стартовала. Про то, как дымилась и плавилась горная порода там, где несколько секунд назад бегали «бородатые» … как болели пальцы, в бесполезной злости давящие на гашетку… про то, как в горячих слезах совершал круг за кругом над тем местом, где догорали обломки Мишкиного вертолёта…
Он открутил золотистую металлическую крышку баночки и высыпал несколько таблеток на лакированную поверхность журнального столика. Пересчитал. Хватит ли двенадцати? Наверное, нет. Теперь он сыпал таблетки, считая их. Двадцать. Должно хватить.
Очередная сигарета, дотлевая, обожгла пальцы руки. Он потушил её о стекло пепельницы и прикурил новую. Очередная говорящая голова в телевизоре рассказывала о «захватнической войне Советского Союза», о свободолюбивых моджахедах, о борцах за свободу и независимость Афганистана. Он взял бутылку и, словно скалкой, несколько раз «проехался» ею по таблеткам, растирая их в порошок. Так быстрее дойдёт…
…Мишкино тело забрали десантники через три дня. Его обгоревший до неузнаваемости труп быстренько запаяли в цинковый гроб, и в небо под горами был выпущен прощальный воинский салют. А он тогда совершенно не воспринимал действительность, и каждую минуту ждал, что его друг вернётся с очередного вылета. Когда же к нему подошёл комэск и произнёс что-то типа «не вини себя, ты просто выполнял приказ», он вспылил, и ответил, что лучше бы он нарушил Присягу и не выполнил тогда приказ. И Мишка был бы жив…
С помощью зажигалки он откупорил бутылку нарзана. Газовые пузырьки, шипя и суетясь, побежали вверх, всеми силами стараясь как можно быстрей покинуть жидкость, помещённую за стекло бутылки. Наклонив бутылку, он медленно наполнил один из трёх стаканов, стоящих тут же, на столике. Шипя, минералка переливалась из одного стеклянного сосуда в другой, такой же стеклянный.
И вновь на него обрушились воспоминания… Жизнь уже после войны, сначала на Родине, в Союзе, а позже — в России, которую он назвал мачехой… Его увольнение со службы, попытки жить без неба, на гражданке… и сны.
Дикие.
Регулярные.
Кошмарные.
Пронизанные болью и животными криками. Никуда не ушедшие до сих пор. Разрушившие их с Катей семью.
Клочком газеты он аккуратно собрал крупинки таблеток на краю стола. Получилась небольшая горка. Белая такая, словно заснеженная вершина горы. Как Ношак в Бадахшане, провинции Афганистана. Именно там, в Бадахшане, в одном из ущелий, и погиб друг Мишка…
По «ящику» передавали репортаж из какой-то больницы… Безногий ветеран Афгана рассказывал свою историю. И опять в памяти всплыли колонны, в сопровождении которых довелось ему работать. Ветеран-шурави говорил, а он словно воочию видел этот рассказ. Сверху. Сквозь остекление чашки его «вертушки». При помощи того же клочка газеты он аккуратно сгрёб со стола кристаллики в стакан с нарзаном и аккуратно взболтал его содержимое…
…Когда он поднёс стакан ко рту, ему в нос ударил едва различимый запах чего-то медицинского, поднимающегося вверх вместе с пузырьками освобождающегося газа. Перед тем, как закрыть глаза и сделать несколько глотков, он в последний раз взглянул на экран.
«Я очень люблю тебя, папочка! — детский тонкий голосок белокурой девчушки тем не менее звучал сильно и жизнеутверждающе. — И буду всегда тебя любить! Ты выпишешься из больницы, и мы пойдём с тобой в парк гулять! И ты покатаешь меня на качелях!»
Девочка была очень похожа на Лену. На их с Катей Леночку. Елену Прекрасную, как называл он свою дочь…
Он встал с кресла и пошёл в туалет. Там он вылил смертельный коктейль в унитаз. Через мгновение туда же посыпались и остававшиеся таблетки. Спустив воду, он вернулся в комнату, включил свет и набрал на телефонном аппарате семизначный номер…
Маленькие дети иногда так похожи друг на друга…