Ощетинилась улица,
Как спина риджбека.
Солнца зрачок щурится
Сквозь облака разорванное веко.
Крикливые с чадами мамочки
Прорвались на белёсый пляж сквозь парки,
В цветных сарафанах к песку приклеились,
Как на старом конверте почтовые марки.
На остановке жарою залитою
Маялись люди с лицами, будто из эпохи неолита.
Не спасает от жары редкое облако,
От жары такой ли можно превратиться в морлока.
Лишь на набережной грустят о египетской жаре каменные сфинки.
А мимо проходят безучастные финки.
Понять ли им, хладолюбивым, в вечность глядящих изваяний?
Корчится климат питерский в ужимках обезьяньих,
Дразнит статуи фараоновы
Блеском холодных ночных
Огней неоновых.
А мне до слёз сильно хочется
Камень холодный обнять.
Пустыня для вас - гиганстская песочница,
А жара изнуряющая - ласковая мать.
Бедные сфинксы! Улыбаются с болью в душе безмолвно.
Я тоже хочу, туда, где Нил и песок.
Где прохладною ночью Луна полная
Блеском своим через глаз бьёт в висок.
Скучаете, милые сфинксы, вас бы
Отсюда забрать и навсегда увезти.
Из этой серой питерской Касбы,
Что душу тоскою может враз извести.
Я знаю, за вашей улыбкой слёзы.
Вам чужда Невы холодная рябь.
И даже здесь эти летние грозы -
На коже гранитной колкая зябь.
Не плачьте, люблю вас, статуи фараоновы!
Спите и пусть вам приснится родной сепат.
И в свете холодных огней неоновых
Вас убаюкает дальнего грома раскат.