Россия. Глухомань нижегородская.
Богозабытость веку испокон.
Всё лето ни дождинки. Сушь сиротская.
Азрапино. Починковский район.
По карте – не такая уж окраина.
За полчаса до Горького АН-2
отсюда долетит, кряхтя отчаянно.
А здесь уж и рукой подать – Москва…
…Всё мазать сажей чёрною – не цель.
Но коль уж так выходит однобоко –
прости меня, о прошлое Далёко!
…И Волга – не за тридевять земель.
Хотя на эту близость – ни намёка…
Везде и всюду – мама, не грусти! –
бесчисленных пожарищ головёшки…
Спасённых деток черные ладошки…
Детишек чудом удалось спасти!
Осталась от районного детсада,
отчаянно паря, стена фасада...
В моём мозгу беснуется багрово
тот жуткий август семьдесят второго…
…Гостиница в Починках, нас призревшая.
А через сутки начисто сгоревшая!
По над землёй – от Кушки до Карелии –
тянулся смрад: торфяники горели.
Я был бы здесь как к кой к чему «пришей
рукав» с частицей «не»… Да вот вещей
у отъезжавших – у родного брата
с супругой молодою – многовато…
И вот уж куплен для меня билет.
О, как я счастлив! Мне 16 лет…
Моя Судьба так не вильнула б резко,
и вряд ли бы сложился сей рассказ,
не будь тому причиною – невестка,
окончившая Горьковский иняз.
Три года деревенского мытарства
выпускникам дарило государство.
И если в борзоте не лезть в бутылку –
такое назначение её –
конечно же не сахар, ё-моё,
но и не тянет, как по мне, на ссылку.
…Я вижу небо в мареве голимом,
где так охотно пыль мешалась с дымом.
В нём солнца диск угадывался еле,
и на него не щурясь мы глядели!
…Лишенные почти что дара речи
(была б дорога, а не эта пыль,
в которой утопал автомобиль), –
в Азрапино мы прибыли под вечер.
А вот и сруб наш на краю села.
Хозяйка-хлопотунья тётя Паша,
предвосхищая водворенье наше,
нам пирожков с картошкой напекла.
А баньку сообща мы натопили.
Едва отмылись от дорожной пыли!
И как в пару пахучем ни старались –
к чему не надо было – прислонялись.
А банная, чернее дёгтя, сажа
водой горячей не смывалась даже.
И нужно было заново вспотеть,
чтобы её мочалкой оттереть!
Берёзою запаренной дурманя, –
по-чёрному топилась наша баня!
Две банных «ходки» сделал братец мой:
со мной сначала, а затем – с женой.
Ни до, ни после так самозабвенно,
как ночью той, нам не спалось, наверно!