Пёс

Максим Юрьевич Герасимов
нам кажется подчас, приняв бокал вина,
что мы вот-вот откроем — городу и людям, —
сад истин, где плодами — выбор и вина, —
где больше не грешим. и прежними — не будем.
 
покаемся, раз так. отмаемся, даст бог.
и дальше — жить-коптить, коль головы не снимут.
а там глядишь — финал, мир праху и итог.
итог забудут — пусть. но хрен уже отнимут.
 
увы это — эрэф, отнюдь не третий рим.
болота, снег, бардак, нехоженая местность.
условия, в которых мы что-то говорим, -
привычный полумрак, сплошная неизвестность.
 
мы говорим «говно», мы говорим «люблю»,
слова из нас выходят как-то слишком просто.
куда бы ты не плыл — валяться кораблю
и вдавливать в песок окостеневший остов.
 
лежать ему на дне? лежать на берегу?
на чьих-то стапелях в тисках перерождаться? -
мы часто говорим «я больше не могу»,
чтоб завтра продолжать. и в чём-то — продолжаться.
 
живущий обречён. живущих не спасти.
но ищут — все. и ждут спасения под небом.
дано: опять вставать. дано: опять идти.
возьми спроси «зачем». мы говорим «за хлебом».
 
а хлебом — знай корми. да только не крести!
и алчущий его лишь вширь идёт, — не выше.
мы говорим «прощай», мы говорим «прости»,
и ужас в том, что нас живущие не слышат.
 
такая участь слов. молчащие поймут.
простятся и простят. и ничего не спросят.
да и зачем? — для них все живы и все тут.
у бога мёртвых нет. смерть мёртвое не косит.
 
а всё ж — к чему слова? не эти а - вообще?
попробуй объясни, законченный филолог,
что смерть идёт сквозь мир босая и в плаще,
как человек, чей путь безрадостен и долог,
 
что — чувства этот путь, и потому он — бос,
что лишь собачий след петлял за этим следом,
что на устах всегда один простой вопрос.
и тот — на языке, что никому неведом.


30.01.2021